— Глянь-ка, — подтолкнул он Анджея, — какие ножки! Первый сорт! Выпьем?
Водка была холодная, прямо со льда. Графин запотел и покрылся мелкими серебристыми капельками. Хелмицкий опять наполнил стопки.
— Анджей!
Тот машинально опрокинул стопку и продолжал молча есть.
— Помнишь, как мы о свиных отбивных мечтали?
Анджей улыбнулся.
— Ага!
— А жареного гуся у Вильги помнишь?
— У Вильги? Постой, когда это было?
— Неужели не помнишь? Когда мы вернулись с учений.
— Веской сорок четвертого? Помню. Ты еще тогда здорово нализался.
— А ты? Все мы тогда на четвереньках ползали.
Анджей оживился.
— Постой, кажется, в ту ночь, выйдя от Вильги, мы отправились к Ганочке?
— Здорово было, а? Помнишь, мы как ни в чем не бывало протопали по Жолибожу. Это ты придумал.
— Я?
— А то кто же? Ты и Вильга. По дороге, на площади Вильсона, вы с ней устроили представление. И ржали, как лошади. Знаешь, нам тогда чертовски повезло, ведь нас за милую душу мог любой патруль сцапать. А помнишь, как на нас Ганочка накинулась, когда мы заявились на Дзенникарскую?
Анджей задумался.
— Бедная Ганочка.
— Девчонка была что надо.
— Где она погибла, на Мокотове?
— Нет, где-то в центре, кажется, на Кручей. Вильги тоже нет в живых. Сколько нас тогда было?
— У Вильги? Постой, нас двое, Сташек Кособудский…
— Кшистоф.
— Точно. Пять человек.
— А уцелели только мы с тобой.
— Точно.
Анджей налил водки.
— Давай по этому случаю выпьем за наше здоровье. Знаешь что, Анджей?
— Ну?
— А все-таки, как ни туго нам тогда приходилось, хорошее было время.
— Ты думаешь?
— А нет? Жизнь-то была на все сто! А ребята какие! Скажи сам, встречал ты когда-нибудь потом столько мировых парней и девчат? А какая беззаветная преданность делу!
— Ну и что? Почти все погибли.
— Это совсем другое. А время было хорошее. Выпьем?
Анджей отодвинул стопку.
— Постой. Прежде всего мы сами были другие.
— Просто моложе были.
— Нет, не только. Мы знали, чего хотим.
— Допустим.
— И знали, чего от нас хотят.
— Тоже Америку открыл! Ясно, чего они хотели. Чтобы мы на смерть шли. И теперь хотят того же. Ну и порядок. Нам небось это не впервой.
Анджей сдвинул брови.
— Не хорохорься.
— Это я-то хорохорюсь?
— Конечно. Умереть — нехитрое дело.
— Смотря как.
— Все равно. Это мы всегда сумеем.
— А разве этого мало?
— Бесперспективно.
— В особенности для того, кто умрет, — пошутил Мацек. — Да ты, я вижу, остряк. Давай-ка лучше прикончим эту бутылку.
В дверях бара появилась большая компания. Это были те самые люди, с которыми четверть часа назад столкнулся в холле Древновский. Отправиться в другое заведение им помешал дождь, и они остались в «Монополе». Их было пятеро: трое мужчин и две женщины. Одна из них — молоденькая блондинка с выщипанными бровями и загнутыми, как у американской кинозвезды, ресницами, в беличьем манто, накинутом на обнаженные плечи, громко захлопала в ладоши:
— Ну, что я говорила? Никого нет, пусто. И очень уютно. Идемте! Мы тут отлично проведем время.
Они мигом обступили стойку и стали усаживаться на высокие табуреты. Адвокат Краевский пристроился рядом с блондинкой. Согнув толстую красную шею, он зашептал ей что-то на ухо. Она рассеянно слушала и следила глазами за молодым, интересным брюнетом, стоявшим у противоположного конца стойки.
— Доктор, садитесь сюда! — позвала она.
Хелмицкий брезгливо поморщился. Выпитая водка давала себя знать. Он был на взводе, глаза, оттененные девичьими ресницами, сузились и блестели.
— Кой черт принес сюда этих кретинов!
Но те, к кому относились эти слова, слишком шумели и были поглощены собой, чтобы расслышать.
Хелмицкий поискал глазами Кристину. Она разливала коньяк, но, почувствовав на себе его взгляд, посмотрела в его сторону. Он слегка кивнул, давая понять, чтобы она подошла к их столику. Но она только улыбнулась и продолжала разливать. Толстый адвокат что-то говорил ей.
Мацек потянулся за рюмкой.
— Анджей!
Анджей давно перестал есть. Он сидел, подперев голову рукой, светлые волосы упали ему на лоб.
— Выпьем?
Они молча выпили. Мацек снова посмотрел в сторону буфета, на этот раз безуспешно. Кристину заслоняла от него широкая спина адвоката. Блондинка, наклонившись к своему соседу справа, громко смеялась. Манто сползло у нее с одного плеча — плечо было голое, покатое, красивой формы. Двое других мужчин любезничали со второй дамой. Все трое были навеселе. Хелмицкий упорно смотрел на Кристину, но она, казалось, всецело была занята новыми посетителями. Наконец Мацек не выдержал.