Свенцкий, снисходительно улыбаясь, кивал головой.
— Все это верно, товарищ майор, но вы забываете об одном.
— О чем же?
— О том, что политика дело не простое. На данном этапе наша задача — смягчить недовольство.
Врона посмотрел на него исподлобья.
— Чье? Кулаков? Помещиков?
— Я говорю вообще, в широком смысле, — уклончиво ответил Свенцкий. — Мы должны привлекать на свою сторону, объединять…
— Кого?
— Как это кого? — удивился Свенцкий. — Народ.
Смуглое лицо Вроны слегка потемнело.
— Народ! А вообще-то вы знаете, товарищ Свенцкий, что такое польский народ и чего он хочет?
— Мне кажется…— начал Свенцкий.
Но тот не дал ему договорить.
— Кого вы хотите привлекать на свою сторону? Тех, кто спит и видит, как бы опять закабалить рабочих и крестьян и обречь их на нищету? Или тех, кто стреляет из-за угла в наших лучших людей? Это, по-вашему, польский народ?
— Ах, майор, майор…— Свенцкий развел руками. — Ваше возмущение мне понятно, меня ведь тоже многое огорчает…
— Но на знамени революции вы бы охотно написали: «Давайте жить в мире, братья поляки!»
— Страна разорена, люди измучены, надо трезво смотреть на вещи.
— И во имя этой трезвости вы готовы усыпить бдительность людей и подсунуть им сусальное согласие? Нет! — Врона стукнул кулаком по столу. — Так дело не пойдет, большевики так не поступают. Это верно — страна разорена, люди измучены, но мне кажется, вы, товарищ Свенцкий, даже не подозреваете, какой огромный запас сил таится в измученном народе. И эти силы — наши коммунистические силы — будут расти и увлекут за собой массы… Эх! — Голос у него по-мальчишески сорвался, в нем послышалась горечь. — Жалко, что многие наши товарищи не увидят этого…
Свенцкий воспользовался случаем, чтобы перевести этот щекотливый разговор на другую тему.
— Как подвигается следствие по делу убитых? — спросил он.
Врона глянул на него исподлобья.
— Не беспокойтесь, — буркнул он, — эти бандиты от нас не уйдут. Если их не поймаем, то рано или поздно к нам в руки попадутся все, кто стоит за этим убийством и за многими другими.
Свенцкий задумался.
— А вам не кажется, товарищ Врона, что это могла быть отчаянная выходка какого-нибудь фанатика?
Врона промолчал.
— Ведь и такую возможность надо принимать во внимание, — продолжал Свенцкий.
Врона забарабанил пальцами по столу.
— Можно задать вам один вопрос?
— Пожалуйста, — поспешно сказал Свенцкий. — Я вас слушаю.
— Вы верите в чудеса?
Новоиспеченный министр слегка опешил.
— Я?
— Да, вы.
— Я вас не понимаю. Почему я должен верить в чудеса?
Врона пожал плечами.
— Это вы должны знать, а не я. Просто на ваш вопрос я ответил вопросом.
Тем временем Щука снова заговорил с Калицким:
— Какие у тебя планы на будущее? Останешься в Островце?
— Пока еще не знаю, — ответил Калицкий. — Меня зовут в Варшаву.
— Ну что ж, пожалуй, это правильно, а?
— Ты думаешь? Чего мне там делать? Без меня обойдутся.
Щука поднял тяжелые веки.
— Не понимаю. Как это — чего там делать? Разве сейчас мало дела?
Калицкий махнул рукой.
— Надо смотреть правде в глаза, дорогой. Такие, как я, сейчас не в чести.
— Такие, как ты? Я не узнаю тебя, Ян. И это говоришь ты, старый социалист?
— Что же делать, если это правда.
— Чья правда?
— Чья? Моя. Вот ты говоришь, что я старый социалист. Видно, я социалист старого склада. Потому что я чересчур щепетилен, разборчив и чувствителен. К тому же у меня есть собственное мнение. Я люблю говорить правду в глаза, а этого сейчас не любят.
Щука наклонился над столом.
— Впрочем, ты сам знаешь, как обстоит дело, — продолжал Калицкий. — Зачем нам с тобой в прятки играть?
Щука сделал нетерпеливое движение.
— Неправда, — резко сказал он. — Все совсем не так, как ты говоришь. Неужели ты в самом деле не понимаешь, что сейчас в Польше осуществляется то, о чем мы мечтали всю жизнь?
Калицкий горько усмехнулся.
— К чему вспоминать прошлое? Его все равно не воротишь. А теперь…— Он наклонился к Щуке и понизил голос: — А теперь вам нужны вот такие Свенцкие.
— Нам?
Калицкий молчал. Щука внимательно посмотрел на него.