Алик пробормотал что-то невнятное.
— Не будешь?
— Нет.
Он выпрямился, освобождаясь от объятий Юрека. С минуту постоял, опустив голову, потом глубоко вздохнул, — так судорожно вздыхают дети, устав от долгого плача. Потом стал вытирать рот платком.
Шреттер молча наблюдал за ним. В темноте Алик казался беспомощным и жалким. Он тщательно и долго вытирал рот, наконец спрятал платок в карман и опять вздохнул, но уже спокойней, не захлебываясь.
— Ну? — спросил Шреттер.
— Порядок.
— Тогда шпарь домой.
Алик кивнул.
— Завтра мы с Фелеком зайдем к тебе. Дойдешь один?
— Конечно.
— Ну, привет!
Шреттер похлопал его по плечу.
— Выпей по дороге газированной воды, сразу легче станет.
Юрек остался один. Вокруг была разлита умиротворяющая тишина. Благоухали деревья. Благоухала весна. Над прудом клубился белый прозрачный туман. Высоко на дереве завозилась разбуженная птица, пискнула сквозь сон и затихла.
Несмотря на сутолоку и полутьму, зоркий глаз Сломки еще издали различил высокую фигуру Путятыцкого, едва тот со своей компанией переступил порог ресторана. Толстяк засопел и, остановив первого попавшегося официанта, приказал:
— Столик для графа Путятыцкого! Самый лучший!
Но официант, молодой парень, всего несколько дней работавший в «Монополе», еще не умел справляться с субботним наплывом посетителей, а кроме того, не знал, кому следует оказывать предпочтение.
— Все заняты, шеф.
Когда речь шла о важных вещах, Сломка не терпел возражений.
— Если я говорю найти столик, значит, столик должен быть, понял? Пошевеливайся!
И, предоставив официанту самому находить выход из положения, Сломка стал протискиваться между столиками к Путятыцкому. Он подошел к нему, когда Путятыцкий уже отчаялся найти свободное место.
— О, дорогой пан Сломка! — обрадовался Путятыцкий, увидев ресторатора, которого знал еще по Львову с довоенных времен. — Вся надежда на вас. Найдется для нас столик?
— Уже распорядился. Где это видано, чтобы для пана графа не нашлось столика? Мое почтение. — Он поклонился Тележинскому, стоявшему с дамами. — Все готово. Прошу за мной!
— Чудесно! — прогнусавил Путятыцкий.
Оставив дам на попечение Тележинского, он двинулся за Сломкой, перекидываясь с ним на ходу словами. Он обожал разговаривать с людьми, стоящими ниже него на общественной лестнице.
— Я вижу, дорогой, дела у вас идут неплохо.
Сломка, помогая себе круглым животом, ловко прокладывал дорогу в толпе. В интимном полумраке, слабо освещенном желто-голубыми отсветами, томно покачивались в такт танго танцующие пары.
— Война кончается, пан граф. Люди хотят поразвлечься.
— Это верно. Своего рода интермеццо.
— Простите, что вы сказали?
— Я говорю, интермеццо. Перерыв. Антракт.
— Вот именно.
До него только сейчас дошло, что хотел этим сказать Путятыцкий, и он уставился на него своими круглыми глазками.
— Вы так считаете, пан граф?
— Ба! — Путятыцкий добродушно похлопал Сломку по спине. — Не огорчайтесь, дорогой. Все будет хорошо. Мы еще не такое видали и все-таки выстояли.
— Золотые слова, пан граф. Я всегда говорю то же самое. Самое главное — выстоять.
В этот момент музыка смолкла и зажегся свет.
— Еще, еще! — послышались голоса с танцевального круга.
Дирижер поднял палочку, свет снова погас, и скрипки заиграли то же танго.
— Где же столик? — спросил Путятыцкий, озираясь.
Сломка окинул быстрым взглядом зал и слегка забеспокоился.
— Минуточку, пан граф.
Молодой официант, которому Сломка поручил найти свободный столик, как раз советовался со своим более опытным коллегой. Сломка налетел на них:
— Где столик для графа?
Пожилой, с многолетним опытом официант решил взять инициативу в свои руки.
— Сейчас все будет в порядке, шеф. Как раз освобождается столик на четверых, я уже подал счет.
Сломка смерил уничтожающим взглядом молодого официанта и с улыбкой повернулся к Путятыцкому.
— Минуточку терпения, пан граф.
Путятыцкий недовольно поморщился.
— Что, ничего нет? Хорошенькое дело!
Он демонстративно повернулся спиной к Сломке и, рассерженный, пошел навстречу Фреду Тележинскому и дамам.
— Представьте себе, все занято.
Сломка, быстро-быстро размахивая толстыми ручками, семенил сбоку.
— Минуточку, пан граф, одну минуточку. Столик уже освобождается.
— Перестаньте морочить голову! — разозлился Путятыцкий. — Освобождается! Где? Целый час нам, что ли, стоять здесь и ждать? Прости, дорогая, — сказал он, заметив предостерегающий жест жены, — но я не позволю, чтобы со мной так обходились. Это похоже на издевательство. Пошли отсюда. Ноги моей больше здесь не будет.