Малодушная мысль попросить Егора вернуться домой была соблазнительной настолько, что я почти сделала это. Но в последний момент пальцы на горлышке сжались, а в памяти мелькнуло воспоминание, как пальцы сжимались на моём горле.
– Может, всё-таки скажешь, куда мы? – спросил Егор, сворачивая во двор тусклой многоэтажки на самой окраине города.
– Не скажу. У тебя свои тайны, у меня – свои.
– Все мои тайны ты знаешь.
Он остановил машину. Повернулся ко мне, глядя с ожиданием. Из подъезда вышло безликое существо в чёрном пуховике. Я не сразу смогла понять, мужчина это или женщина. Вокруг всё было под стать: безликий, ничем не отличающийся от соседних, двор, натыканный частокол молодых деревьев и прибитые к тротуару комья грязных, смешанных с мокрым снегом листьев.
– Ты мои тоже, – ответила я и открыла дверцу.
Хотела выйти, но Егор придержал меня, как будто почувствовал неладное. В глазах подозрение, сосредоточенность.
– Я пойду с тобой.
– Не надо. Подожди меня тут. Я быстро.
– Лина…
– Я скоро вернусь. – Коснулась его руки и распахнула машину.
Не оглядываясь, дошла до подъезда и набрала номер квартиры. Домофон запиликал, но пускать меня никто не торопился. Сбросила и набрала снова. Дверь открылась раньше, чем закончился звуковой сигнал. Вышедший на улицу мужчина принял меня за пустое место. Тем лучше.
Поднимаясь в лифте, я пыталась объяснить себе, зачем делаю это. Когда-то я хотела отправить на тот свет каждого из них. Лично. Но жизнь сделала это за меня. Почти сделала. После смерти Токаря мне стало ясно: моё дело – наблюдать со стороны. И я наблюдала. Так что изменилось?
Прошла по коридору до нужной квартиры. Звонок не работал, пришлось постучать.
Сердце вдруг заколотилось, дыхание стало неровным. Дым…
Схватила воздух ртом и прижала к груди бутылку. Квартира номер двести тридцать два. Я смотрела на цифры и видела дверь заброшенного, пропахшего затхлостью домика. Реальная картинка расплывалась, та, из прошлого, становилась всё чётче.
Замок щёлкнул, прошлое стало явью.
Высокий, в старой футболке и растянутых джинсах, он стоял передо мной и хмурился.
– Здравствуй, Пит, – сказала я совершенно спокойно.
Думала, увижу его и начну задыхаться. В кармане пальто лежал заранее приготовленный баллончик.
Но задыхаться я не начала. Не было ни дыма, ни огня, ни пепла. Обрюзгший, с многодневной щетиной и заплывшими мутными глазами, Пит стоял в дверях квартиры. Не он напугал меня – я его.
– Пустишь?
Он тряхнул головой, пошатнулся.
– Уйди ты! – махнул нервно. – Уйди!
Я криво улыбнулась. Он отмахивался от меня, как от приведения, отходя вглубь квартиры. Я шла за ним до тех пор, пока мы не оказались в крохотной, метров в пять, кухне.
В раковине – сваленная грязная посуда. На столе переполненная пепельница, в углу – пустые бутылки.
Я осмотрелась.
– Ты сдохла, малахольная! Сдохла! – рявкнул Петя. – Ты…
Аккуратно я поставила на стол бутылку водки. Пит замолчал, перестал махать на меня и уставился на неё. Мутные глаза загорелись жаждой, руки заходили ходуном. Может, я всё-таки зря пришла? В кармане у меня лежал не только баллончик. Но, глядя на него, я убеждалась: жизнь сделает всё сама. В этой постановке моё место в зрительном зале.
Пит качнулся опять, схватился за спинку стула. Наткнулся на меня взглядом и затрясся, как будто начисто забыл, что я тут, и только увидел.
– Тебя нет! – Он зажмурился. – Тебя, сука, нет! – Потом раскрыл глаза и уставился прямо.
– Я есть, Петя. Как видишь.
– Нет… Ты мне кажешься. Проклятая сука! – зарычал он и рявкнул во всю глотку: – Сука! Тебя нет! Прекрати приходить! Прекрати!
Проходя мимо, я случайно задела его локтем. Он попятился. Беря стакан, я слышала, как Пит тяжело, нервно дышит. Отвинтила крышку и наполнила стакан. Подала Питу. Его затрясло от желания взять, но он не решался.
– Я сейчас уйду, малахольный, – улыбнулась мягко. – А ты выпей. Это, конечно, не спасёт тебя от параноидального психоза, но всё равно выпей. За жизнь. Помнишь, я говорила вам, что вы ответите?
– Ты сдохла, – повторил он, как мантру. – Ты…
Внезапно я поняла, что пришла не зря. Десять лет я повторяла себе, что Ангелина умерла. Десять лет считала её пеплом. А сейчас понимала, что больше не хочу и не могу делать это.
– Нет, Пит, – сказала я тихо, поставив стакан на стол прямо перед ним. – Это вы сдохли. В тот день вы запустили обратный отчёт. Ты – последний. Но тебе осталось недолго. Видишь, как оно бывает… Ангелина жива, а ты стоишь одной ногой в могиле.