Рейчел Майя Каллен
Пепел и лед
Глава первая
Джейд
Стеклянные, мертвые глаза девочки смотрят куда-то сквозь меня, пронзая меня свирепой настойчивостью, со злобным обвинением. Кровь все еще на моих руках.
Рыжие волосы, голубые глаза. Созвездие веснушек на бледной коже. Она была хрупка и невинна, прелестное дитя. Вот, что я думаю, пока не замечаю глубокие раны на ее запястьях и горле. Залитая кровью, девчушка выглядит так соблазнительно. Она моя. Инстинкт собственности потрясает меня, вонзается в меня. В попытке избавиться от непонятной жажды, я пускаюсь в бег.
Задыхаясь, я стискиваю зубы и бегу все сильнее и быстрее.
Ноги с тяжестью опускаются на землю, унося меня прочь от безжизненного тела и навстречу городским огням, протянувшимся вдоль горизонта. Я все еще ощущаю запах смерти и разложения. Кожа без рубцов плотно обтягивает мое промерзшее до костей тело. Отголоски пустой памяти отражаются в мозгу, насмехаясь надо мной. Меня преследует леденящий холод. Он цепляется за меня, кусает за пятки, пробирает до дрожи, пытаясь снова завладеть мной. Но я бегу вперед, к свету, к теплу, к обжигающему меня миру, ведь у меня нет иного выбора.
Огни так близко. Кожу обдает жаром.
Образы проносятся в голове, лишая меня сил. Я с трудом торможу, ботинки увязают в грязи. Размытые границы изображений приобретают четкость.
Я задыхаюсь.
Новый ужас раздирает внутренности. Отчаяние толкает вперед; тревожные образы переполняют меня и грозят разорвать на части.
Убийственное пламя лижет мою кожу. В видении я превращаюсь в мерзкое, уродливое существо с черными как могила глазами. Моя фигура нависает над маленькой, мертвой девочкой, разрастается словно демон над беззащитным ребенком. Ее кровь капает из моего рта.
Я облизываю губы, но чувствую лишь вкус соленого пота.
Я бегу, отчаянно желая растоптать видение под своими ногами, вдавить его глубоко в землю.
Я отказываюсь верить увиденному, отказываюсь признавать в себе монстра, рвущегося с цепи … и возможность того, что он уже на свободе. Меня накрывает волной неумолимого страха. Отрицание, ужас и надежда - все это позади. Кажется, я все еще ощущаю вкус крови.
Как только я врываюсь в озаренный огнями город, внутреннее оцепенение разлетается на осколки.
Глава вторая
Коннор
Слезы жгут. Я никогда не осознавал этого раньше, но они жгут. Опускаются вниз по горлу и оседают в кишечнике до тех пор, пока боль не делает из меня калеку. Глядя в гроб, я хватаюсь за живот. Его лицо полностью изменилось. Стало раздутым, словно, платформа на Марди Гра, бесцветным как манекен. Это не мой отец.
Но это он.
Если я и научился чему-то за свою короткую жизнь, так это тому, что похороны - ерунда. Люди одевают тщательно выглаженные черные костюмы. Чужие родители “многозначительно” кивают мне, словно, это способно облегчить горе. Как бы не так.
Здесь есть ребята из моей школы, которых вынудили прийти предки. Люди тянут детей с собой , словно, нет дела важней, чем заполнить церковь. Будто чем больше скамеек будет занято, тем быстрее мертвец попадет на небеса. Только мне в это не верится. Возможно, некоторые девушки отправились за покупками, чтобы прикупить снаряжение что надо, с благопристойным декольте или отлично подчеркивающее талию и бедра.
Люди садятся на скамьи в своих самых лучших «давайте-выразим-наше-уважение-умершему-парню, которого мы не знали» нарядах, причмокивают жвачкой во ртах, держат в ладонях мобильники, чтобы иметь возможность послать хохочущий смайл в ответ на любое входящее сообщение и барабанят пальцами, ведь пастор затягивает службу. И все что им хочется сделать - это уехать домой, покувыркаться в постели с подружкой, съесть их обеды и, возможно, успеть на фильм в семь часов.
Я ненавижу этих ребят. Тех, что пялятся на меня, закатывают глаза и зевают. Тех, что ставят мне подножки в школе или толкают на ученические шкафчики. Тех, которые сидят на лавках, создавая массовку, пока я выпрямившись сижу здесь, впереди, и пытаюсь не заплакать. Я сдерживаю слезы. Я не буду рыдать. Не здесь. Не при этих людях.
Папины похороны следовало провести в пустой церкви с мамой, его тремя братьями и мной. Лучше бы мы пятеро провели неорганизованное, слезливое, полное рыданий мероприятие, где мы бы льнули друг к другу потому, что остались одни в целом мире. Мраморным полам следовало стать скользкими от наших слез. Но это не так. Мы сидим здесь, с прямыми спинам, совершенно невозмутимые, словно смерть - это всего лишь истекший срок годности и в нашем маленьком, незначительном мирке не разверзлась зияющая дыра.
***
Я у себя в комнате и пялюсь в потолок. Погребальная служба закончилась несколько часов назад.
Дом кажется пустым и холодным. Я слышу сдавленные всхлипы в другом конце коридора.
Мама.
Скорее всего, она плачет в подушку, не желая быть услышанной. Но я все равно слышу. Кажется несправедливым, что мама не позволяет себе рыдать в голос так, чтобы дрожали столетние гвозди этого дома.
Она так не может. И я не могу. Мы оба плачем в своих комнатах, вспоминая человека, которого больше никогда не будет рядом.
Дом скрипит. Возможно, он чувствует тяжесть нашего горя, или же половицы прогибаются потому, что нагрузка на них слишком велика.
Мне так больно, я отчаянно пытаюсь забыть долгое сражение отца с раком, кровь, вылетавшую у него изо рта вместе с последними словами … какими же они были? Я не помню, потому, что страх в его глазах затмил все сказанное. А теперь папы не стало. Невыносимо ощущать подобную утрату. Некое божественное существо взяло свои глупые ножницы и вырезало часть моей жизни, и теперь на мне грубые шрамы в память о том, как много я потерял. Слишком много.
Я хочу забыть, потому что помнить больно.
Я уткнулся головой в подушку, надеясь подавить воспоминания, заглушить горе.
Глава третья
Джейд
Я падаю, обдирая руки о твердый асфальт. Боль пульсирует в центре исцарапанных и окровавленных ладоней, затем она притупляется, а раны и порезы затягиваются сами собой, оставляя кожу мягкой и безупречной. Я ненавижу эти руки. Мне нечему удивляться: я видела это раньше, но по-прежнему такое исцеление кажется неестественным.
Вокруг меня шум, свет и смех вступили в драку. Я заставляю себя встать, испытывая приступ клаустрофобии от нахождения среди зданий, людей и шума.
- Вы в порядке?
Я поворачиваю голову в сторону звонкого голоса. На меня с беспокойством смотрит девушка с очень светлыми волосами, ярко-красными губами и серебряными колечками в ушах и бровях.
Сделав шаг назад, я пялюсь на нее и безумно хочу сбежать, но с трудом сдерживаюсь. Она подмигивает мне, ожидая ответа.
Бииииииип! Два ярких огня с визгом несутся на меня. Я застываю на месте, мои глаза прикованы к сверкающим шарам, ревущим мне на встречу. У меня падает челюсть, и в этот миг меня отталкивают с пути этого монстра. Резкий вдох застревает в горле, и я забываю выдохнуть.
- О чем ты думаешь, черт возьми? Ты не можешь просто стоять на дороге и ждать, когда тебя размажет машина.
Машина. Проворные ярко-глазые чудовища на колесах - это машины. Я пристально изучаю улицу, где автомобили катятся мимо друг друга. Склонив голову на бок, я пытаюсь собрать вместе разбежавшиеся воспоминания. Повозки? Лошади? Колеса?
- Привеееет?
Я моргаю, переминаюсь с ноги на ногу и снова пялюсь на странно поблескивающую серебром девушку.
Ее яркие губы складываются в кривую усмешку:
- Так кого ты изображаешь? Средневекового пирата? - она осматривает меня с головы до ног. - У тебя отлично получилось.
Смутившись, я открываю рот, чтобы ответить, осматривая ее черное платье в пол и странный ошейник с шипами. Прежде чем я успеваю что-либо возразить, она тянется ко мне, хватает за запястье, и тащит за собой в темноту магазина, стоящего позади.