Я всегда жил здесь, и часть меня никогда не хотела бы называть другое место домом. Приятно, что здесь все знакомо. Скрипучие ступеньки, облупившаяся краска, пошатывающиеся перила и все остальное. Это дом.
К тому же здесь кабинет … папин кабинет … который не трогали с его смерти. Мама по привычке вытирает там пыль, но все остается на местах, как он и оставил. Каким-то образом от этого кажется, что папа все еще там, неустанно печатает на компьютере. Я знаю, что не надо входить, потому что он работает, но на самом деле понимаю, что его там вообще нет. Там тихо не потому, что папа так любит. Там тихо потому, что его там нет. Его нет. Его нигде нет. Ни в командировке, ни на встрече, ни на вечерней прогулке. Просто ушел. Его кабинет приносит утешение. Каждый раз, проходя мимо, я на секунду забываю.
До школы бежать три километра. Возможно, я не изгой общества. Возможно, я просто воняю потом, поэтому любой, у кого есть нос, избегает меня ради своего блага. Может, мне следует приобрести какой-нибудь устойчивый дезодорант. Я пробовал “Axe”, но не помогло, всего лишь реклама. Во всяком случае, на мне он действовал скорее как средство, отпугивающее девушек. Хотя, это неплохо.
Девушки в нашей школе - не совсем то, что я ищу. Не то чтобы я привередлив. Я имею в виду, что если бы девушка пригласила меня на свидание, я бы не отказал ей. Мама скорее всего была бы в восторге от того, что я и впрямь отважился выйти из дома субботним вечером. Но правда в том, что в школе Вэйлэнд учатся либо красивые тупицы, либо чудаковатые ботаники. Возможно, есть несколько, что топчутся где-то посередине, но они так отчаянно пытаются слиться с толпой, что меняют свою индивидуальность на мини-юбки и противозачаточные таблетки. Пусть это кажется старомодным, но я на самом деле предпочитаю уважать тех, с кем встречаюсь. Так что, отпугивающий девушек, дезодорант в школе Вэйленд не так уж плох.
Я бегу быстро, почти не обращаю внимания на маленькие магазинчики, пекарни на углу, людей, виляющих туда-сюда по тротуару. Для моего бокового зрения все это превращается в пятно. Я просто смотрю на тротуар. Ноги шлепают по мостовой, и мне это нравится. Я замедляю бег, прежде чем школа оказывает в пределах слышимости. Толпа снаружи гудит разговорами о том, кто с кем встречается, когда вечер встречи выпускников, что происходит в Новом Орлеане, какая задница мистер О’нил, кто сегодня с бодуна и, конечно же, о предстоящем футбольном матче.
В центре всего этого Доминик - нападающий команды. Он в самом сердце каждой унции зависти, которую я могу собрать … охотно или неохотно. Доминик - солнце, вокруг которого вращается школьная вселенная. Мне никогда не выдавали уведомление о его гравитации, но, похоже, что все остальные его получили. Он перевелся к нам ровно шесть недель назад и с того времени собрал столько поклонников, что любая знаменитость позавидует. Это просто неестественно. Он попадает сюда как раз перед Марди Гра[3], начинает встречаться с главой группы поддержки, становится звездой футбольной команды, и все это меньше чем за две недели. Еще до того, как его официально зачислили в школу, девчонки уже носили футболки с надписью “Я Сердечко Доминик”. Серьезно, что за черт?
Я пробыл здесь всю свою жизнь, и у меня нет никого, с большой буквы “Н”, ноль людей, одевших ради меня майку с сердечком. Наибольшего внимания я удостоился тогда, когда Джаред Уилсон впервые засунул меня головой в мусорный бак в кафетерии за то, что я занял его место. Я никогда не повторял эту ошибку. Но если когда-нибудь захочу выйти из тени социальной невидимости, я всегда могу его спровоцировать.
Я вливаюсь в толпу людей. Нет, невидимость - самое то.
Несколько ребят проходят мимо меня и я спотыкаюсь, сумка шлепается на землю. Я наклоняюсь, чтобы поднять ее и, поднимаясь, вижу, как несколько ребят смотрят на меня и качают головами.
Я перекидываю сумку через плечо и вздыхаю. Очевидно, я не так уж невидим.
[1] . Прим. перев.: Социальная депривация — снижение или отсутствие у индивида возможности общаться с другими людьми, — жить, функционально и культурно взаимодействуя с социумом.
[2] .Прим. перев.: курьерская сумка - большая сумка через плечо
[3] . Марди Гра — вторник перед Пепельной средой и началом католического Великого поста. Праздник, который знаменует собой окончание семи «жирных дней» (аналог русской Всеядной недели). Название распространено в основном во франкоговорящих странах и регионах. Празднуется во многих странах Европы, в США и в других странах. Из городов США самые массовые и пышные празднования проходят в Новом Орлеане.
Глава пятая
Джейд
В понедельник я просыпаюсь, тяжело дыша. Я знаю, что сегодня понедельник, потому что Клара говорила, что будет работать в понедельник и сейчас ее нет.
Иди ко мне.
Слова - тихий шепот у меня в ушах. Сначала, я думаю, что все еще сплю, но затем, когда делаю вдох и выдох, я слышу их снова.
Иди ко мне.
Тошнота подползает к горлу, кружится голова. Я зажмуриваюсь и вспоминаю сон.
Мои пальцы замерзают и синеют, вода поглощает крик и попадает в легкие. Я всегда тону во снах, мне всегда так холодно. Впрочем, на этот раз сон заканчивается большой красной дверью, на облупившейся краске которой глубоко выцарапан глаз. Дверь захлопывается, и вода утекает, оставляя меня замерзшую и беспомощную на пороге. Иди ко мне … говорит кто-то за дверью. Иди ко мне.
Голос успокаивает меня, освобождает от холода и страха.
Я в квартире Клары. Все в порядке. Меня зовут Джейд Смит.
Иди ко мне.
Мои кости отзываются на голос. Они начинают двигаться, слушают шепот, подчиняются ему. Я чувствую себя так, словно меня тянут, тянут вверх, тянут через комнату, тянут к двери Клары, чтобы я ушла отсюда.
Уйти? Я не хочу уходить. Я хочу остаться. Я хочу притвориться Джейд Смит, беглянкой, непростой девушкой с запутанным прошлым, как у одной из героинь тех фильмов, что я смотрела с Кларой. Я хочу остаться и разобраться в своей жизни. Я хочу узнать какое на вкус мятное мороженое. Я хочу посмотреть продолжение первых двух фильмов про Рокки … сколько их там, Клара говорила? Я хочу найти свою семью, хочу, чтобы они полюбили меня. Конечно, конечно у меня есть семья… Я просто забыла.
Вот когда мой план, моя величайшая ложь раскрывается. Мертвая девочка в лесу. Должно быть у нее была семья, а кто-то оставил ее там умирать, раскинувшейся как надоевшая кукла. Я увидела ее, захотела … обладать ей, попробовать на вкус энергию, которая сочилась из нее алыми лентами.
Я не могу здесь оставаться.
Я должна уйти. Мое тело знает куда идти. Голос знает, куда меня направить.
Я кидаюсь обратно и хватаю курьерскую сумку, которую купила мне Клара. На ней повсюду пуговицы. Каждая из них заставляет меня улыбаться.
- Клара? - зову я, но никто не отвечает.
На столе я нахожу кексы и записку.
«Привет, подруга, отлично повеселились ночью. Ты знаешь, что спишь как убитая? Я утром так шумела, а ты просто продолжала спать. Должна бежать на работу. Вернусь к обеду. Впрочем, если все-таки нужно уйти, возьми 50 долларов и береги себя. P.S. Надень сапоги СЕЙЧАС ЖЕ ;-).»
Я улыбаюсь и засовываю пятьдесят баксов и кексы в свою новую курьерскую сумку. Задерживаюсь и провожу рукой по обколотой плитке рабочего стола. Тяга по направлению к выходу внутри меня становится невыносимой. Сглотнув, я подхожу к двери и поворачиваю ручку. Оглядываю квартиру … ее полнейшую разруху … и понимаю, как же она мне нравится. Не вздрагиваю, когда таракан пробегает по моей обуви. - Спасибо тебе, Клара, - говорю я пустоте … - Спасибо тебе. - Почему-то я знаю, что не увижу ее снова. Почему-то я знаю, что не должна.
Я покидаю здание и следую странному магнитному притяжению, которое ведет меня на восток. Все кристально ясно, пока я не сворачиваю за угол на двадцать третью улицу.