Первый слой нашего замка уже построен, камень гладкий и отполированный под моими ладонями. Ее щеки покрыты черной сажей от часов, проведенных за вырезанием на нем идеальных кругов заклинаний.
— Ты должен дать им что-то от себя, — говорит она мне. Ее руки ласкают камень, как любовника. Я смотрю, как ее нежные пальцы двигаются вперед-назад, вперед-назад, по гладкому ониксу.
— Кровь, — отвечаю я безразлично.
— Здесь требуется нечто большее, чем просто кровь. Так же, как это место требует больше, чем просто твою кровь. — Она кивнула на мое бедро — на висящий там меч. — Ты отдал этой вещи частичку своей души, а она будет охранять гораздо более мощное оружие.
— Значит, душа. — Я намеренно говорю скучно, отчасти потому, что знаю, что это заставит ее нахмуриться. Так и происходит: морщинка на ее вздернутом носу прочерчивает черные следы.
— Преуменьшай всё это, сколько угодно, мой король. Просто думай о чем-то сильном, когда будешь проливать свою кровь из-за этого. Чем сильнее эмоции, тем лучше. Ты не можешь выбрать, что именно эта магия заберет у тебя. Но ты можешь предложить ей варианты на выбор. — Ее большие темные глаза снова переходят на меня, и она ухмыляется. — Подумай, ну, не знаю, о своем жадном стремлении к власти и тому подобном. Может быть, о последнем враге, которого ты убил. Что-то в этом роде.
Я усмехаюсь.
— Это тот, за кого ты меня принимаешь?
Ее ухмылка превращается в улыбку. Я наблюдаю, как она расцветает на ее губах, и это отвлечение меня расстраивает.
— Разве не таким ты хочешь быть? Разве не для этого мы всё это делаем?
Она права. Но вывод еще более удручающий, чем эта неприятная улыбка. Я беру ее кинжал и провожу им по своей руке, затем прижимаю ладонь к камню, позволяя своей крови затечь в резьбу, на которую она потратила столько времени.
Я пытаюсь думать о силе и величии. Я пытаюсь думать о том, как мой клинок пронзил сердце Некулая Вазаруса. Я пытаюсь думать о том, как впервые на мою голову опустилась эта корона. Я пытаюсь думать о мертвом теле отца, которого я ненавидел, и о своем удовлетворении, когда я плюнул на его могилу. Что-то сильное, — сказала она. Это мои самые сильные моменты.
Но я не могу оторвать взгляда ни от ее рта, ни от пылинки на носу, ни от маленького шрама на брови.
— Иди сюда, — говорю я, не успев остановить себя.
Никто не ослушается меня, если я прикажу. Даже она. Улыбка исчезает. В ее глазах мелькает неуверенность.
Она подходит ближе.
Она так чудесно пахнет человеком. Сладко, солено и сложно. Цветы, земля и корица. Она слегка наклоняет голову назад.
— Да? — шепчет она.
Ее сердцебиение участилось.
Странно, что и мое тоже.
Желание изнуряет. Я уже не помню, когда это началось, сколько дней прошло с ней в моем присутствии, прежде чем это стало безумием. Я презираю ее. Я не могу думать, когда она рядом со мной.
Это заставляет меня чувствовать себя бессильным.
Моя правая рука все еще прижата к камню, моя кровь капает на край стены. Но моя левая приближается к ее лицу и стирает большим пальцем черное пятно, оставляя на нем след.
Ее кожа такая невероятно теплая.
Ее рот гораздо теплее.
Я ПОПЯТИЛАСЬ НАЗАД, сжимая руку, которая теперь была вся в крови. Воспоминания Винсента и мои собственные спутались. Образ лица моей матери, Богиня, моей матери — так четко запечатлелся в моем сознании, что я до сих пор видела ее очертания, когда закрывала глаза.
Я была настолько обескуражена, что даже не почувствовала, как дрогнула земля, пока не услышала скрежет камня. Я отогнала остатки воспоминаний Винсента и увидела, что стена передо мной опускается, дюйм за дюймом, пока не упирается в землю. Резьба на камне под моими ногами и на кромке стены полностью совпадали, все светилось слабым красным светом, все еще окрашенным остатками моей крови.
Осознание видения проникло в мой разум.
Это был замок.
Каждая стена была слоем, этапом, как штифты в висячем замке. А колонна в центре была последней деталью — поворотом ключа.