То, что я чувствовал к Алане, было… было гораздо сильнее, чем то, что я когда-то чувствовал к доброму врагу, которого едва знал. Мое тело физически вздрагивает при мысли о том, какой может быть рана от ее смерти.
Я заставляю себя подняться на ноги. Мои руки так сильно порезаны, что кровь заливает резьбу. Часть крови попала мне на лицо и жгла глаз.
Я поднимаю свой взгляд на прекрасную вещь, находящуюся передо мной. Эта крепость, созданная для того, чтобы вместить в себя большую силу, чем та, которой когда-либо обладал до меня любой король, будь то Ночнорожденный или кто-либо другой.
И все же я беспокоюсь о какой-то человеческой женщине?
Я убираю свой стыд и свою обиду в темное место в углу моего сознания, чтобы никогда больше не быть признанным.
Отпусти ее, — говорю я себе.
Она ничего не стоит, говорю я себе.
Я отдергиваю руку.
МНЕ СТАЛО ПЛОХО. На этот раз я даже не успела опомниться, как стена уже рухнула, и я вместе с ней упала на пол. Я стояла на четвереньках на камне и отплевывалась. Сегодня я почти ничего не ела. Ничего не вышло, кроме нескольких брызг гнилостной жидкости.
Я вытерла рот тыльной стороной руки и подняла голову.
Теперь передо мной стояла только колонна. Колонна — нет, это было не то слово, что могло описать ее. Обелиск. Резьба на нем, как я теперь поняла, несколько отличалась от той, что была в остальной части пещеры, хотя я и не могла до конца понять, чем именно: штрихи были чуть более беспорядочными, круги — чуть более кривыми.
Ночной огонь потускнел или мне показалось, что в комнате стало темнее? Злобное красное свечение резьбы казалось более агрессивным с каждым ударом моего сердца, подстраиваясь под него.
Воспоминания об отце — боль, гнев, страх — горели в моих жилах. Страшное двойное лезвие его любви и его отвращения к моей матери. Я ненавидела это чувство.
Я ненавидела его за то, что он это чувствовал.
Я уставилась на обелиск. Я моргнула, и слеза скатилась по моей щеке.
Я не хотела этого.
Воспоминания, эмоции, становились только более интенсивными по мере того, как я двигалась к центру комнаты. Я теряла контроль над собой. Я боялась, что это может сломить меня. И что еще хуже, это могло бы разрушить хрупкое восприятие, которое у меня все еще оставалось о том отце, которого я любила — отце, который любил меня.
Какой же чертовой трусихой меня это делало, раз я после всего до сих пор дорожу этим.
Но я пришла сюда не просто так. Дальше было только одно место. Один оставшийся кусочек замка.
Я стояла, покачиваясь на ногах. Шагнула в последний круг.
Мне не нужно было снова открывать рану. Моя рука уже была в крови.
Я приложила ее к камню.
Глава
70
Райн
Мои крылья не слушали меня. Я не мог затормозить, остановить себя, прежде чем земля стала ближе, и я ударился о нее.
Боль. Я попытался пошевелиться. Что-то треснуло.
Я не мог открыть глаза. Когда я попытался это сделать, надо мной склонилось лицо, которого я не видел очень-очень давно.
Я нахмурил брови.
Нессанин?
Она выглядела так же, как и двести лет назад: вьющиеся темные волосы падали на лицо, когда она наклонялась ко мне. Ее глаза, каштаново-темные, мокрые от слез, с глубиной в миллион миль, пристально смотрели на меня.
— Кто победит? — спросила она срывающимся голосом. — Кто победит, если ты будешь с ним бороться?
Тогда она говорила мне это столько раз. Бесчисленное количество раз, оттаскивая меня от черты каждый раз, когда я думал, что перейду ее.
Я всегда думал, что Нессанин намного сильнее меня.
Но теперь, в этой ее версии, казалось столь очевидным, что она была просто в ужасе. Она была одинокой и сломленной женщиной, которая была пленницей своего собственного брака.
Она не боролась, потому что слишком боялась. Потому что нужно было обладать глупым мужеством, чтобы продолжать бороться, даже если ты знаешь, что все шансы складываются против тебя.
Я протянул руку и коснулся ее подбородка. Она схватила мою руку и не отпускала ее, по ее щеке скатилась слеза.
— Кто победит? — повторила она.
— Может быть, не я, — ответил я. — Но попробовать стоит, правда?
Она попыталась удержать мою руку, но я отдернул ее.
Я открыл глаза.