Поэтому я решила попробовать себя в роли актрисы. Я подняла бокал и одарила Эвелину своей лучшей, самой кровожадной улыбкой.
— Для воссоединения семьи не бывает слишком много, — сказала я. — Пей, кузина. Ты слишком трезва для такого позднего вечера.
Напряжение спало. Эвелина засмеялась, ее детский восторг был подобающим маленькой девочке, которой подарили куклу. Она стукнула своим бокалом о мой, достаточно сильно, чтобы кровяное вино растеклось по нашим рукам.
— Это правда, кузина, — сказала она и осушила свой бокал.
— ТЫ ГОРАЗДО ЛУЧШЕ в актерском мастерстве, чем я мог подумать, — прошептал мне на ухо Райн несколько часов спустя. Он подкрался ко мне и от ощущения его дыхания на кончике моего уха по коже пробежала дрожь, и я сделала большой шаг в сторону от него.
— Это было не очень трудно, — сказала я.
— Но ты все равно заслуживаешь похвалы за то, что вообще попробовала. Кажется, для тебя это совсем другой род действий. — Он подтолкнул мою руку локтем. — Смею заметить, ты развиваешься, принцесса.
— Твое одобрение так много значит для меня, — проговорила я, и смех Райна прозвучал как искренний восторг.
Всю ночь я работала над тем, чтобы напоить Эвелину как можно сильнее, и мне это очень даже удалось. Мы с Райном стояли в углу бального зала и смотрели, как она кружится по кругу с одним из своих детей-дворян, истерически смеясь, в то время как лицо ребенка оставалось фарфорово-спокойным. Люди, теперь уже в основном иссушенные, лежали, сгорбившись, на столах и у стен, хотя несколько детей все еще ползали по ним, чтобы вцепиться в горло или бедра. Кроворожденные оставались сгруппированными вместе, настороженно наблюдая за происходящим и лениво потягивая свою кровь.
— Ей, — сказал Райн, — завтра будет очень тяжко.
— В этом вся идея.
Нет никого, кто был бы более свободен от секретов, чем пьяная личность. Нет никого, кого легче обвести вокруг пальца, чем вампира, которому нужно провести следующие два дня, восстанавливаясь после того, как накануне вечером он наелся крови или алкоголя, а еще лучше — и того, и другого.
— Когда я росла, мне нравились ночи после вечеринок, — сказала я. — Все спали, и я могла делать, что хотела, несколько часов. Если она достаточно пьяна, она расскажет нам то, что нам нужно знать, и затем она будет в стороне на следующий день или два.
— Звучит идеально.
Идеально, пока Эвелина была единственной, о ком мы должны были беспокоиться. Я все еще не была уверена, что это так. Лахор мог быть городом руин, но здесь должен был жить кто-то, кроме нее.
— Ты видел кого-нибудь еще? — спросила я, понизив голос.
— Ты имеешь в виду, кроме пятидесяти с лишним золотоволосых детей в этой комнате? Нет.
Мы оба приостановились, наблюдая за этими детьми. Они ползали по телам и хватались за кубки, не обращая внимания на дикое брыкание Эвелины, пока она не притянула их к себе и не настояла на том, чтобы они танцевали с ней.
Даже для вампиров их взгляды были такими… Пустыми. И все они светлоглазые блондины.
— Они Обращенные, — сказал Райн низким голосом.
Я взглянула на него.
— Что?
— Они обращенные. Дети. Они все Обращенные.
Я с нарастающим ужасом смотрела на детей, прильнувших к лужам крови, они были как бродячие кошки, пьющие воду из водостока. Подозрение было там, в глубине моего сознания, но теперь, когда эта мысль вырвалась на передний план… ужас от этого медленно поднимался к горлу. С каждой секундой, когда я об этом думала, это становилось все более отвратительным злодеянием.
Рожденные вампиры старели нормально. Но дети, которые были Обращены, оставались такими навечно, их разум и тело застывали в вечной, калечащей юности. Ужасная судьба.
— Как ты… — начала я.
— Ты пыталась поговорить с кем-нибудь из них? Многие из них даже не говорят на обитрэйском. Я нашел одного, который знал только глаэнский.
Еще одна волна отвращения.
— Она привела их сюда из человеческих земель?
— Я не знаю, как они сюда попали. Может быть, она платит торговцам людьми. Может быть, некоторые потерпели кораблекрушение. Может быть, она получает некоторых из них из своих человеческих районов. Черт, их достаточно много. Возможно, все так и есть.
Я наблюдала, как Эвелина с ликованием кружится по комнате, прижавшись к одному из своих детей-слуг, который, казалось, смотрел на нее за тысячу миль.
Все одинаковой внешности. Все такие молодые. Вечно молодые.
Мой желудок скрутило. Мы с Райном обменялись взглядами — я знала, что мы оба задаем одни и те же безмолвные вопросы и оба отталкиваемся от каждого возможного ответа.