И вот теперь они были здесь, стояли перед королем, которого они уже ненавидели, готовые сражаться как черт за свою груду костей.
Худшие привилегии. Худшее проявления угнетения.
Я поднял подбородок, ухмылка заиграла на моих губах.
— Какая мрачная атмосфера, — сказал я. — Я подумал, что вы все были бы счастливы быть здесь, учитывая обстоятельства последних двух столетий.
Я хотел, чтобы мой голос звучал как его. Вечная угроза. Единственное, что понимали эти люди.
Тем не менее, было немного не по себе слышать это из моих уст.
Я ослабил хватку своей магии, позволив ночной дымке развеяться вокруг моих крыльев, подчеркивая, как я знал, полосы красных перьев. Напомнив им, кто я и зачем я здесь.
— Ниаксия наконец-то сочла нужным вернуть нам власть, — сказал я, вышагивая по помосту медленными, ленивыми шагами. — И с властью, которую она даровала мне, я поведу Дом Ночи в более могущественную эпоху, чем когда-либо прежде. Я отвоевал это королевство у хиаджей. У того, кто убил нашего короля, изнасиловал нашу королеву, уничтожил наш народ и забрал нашу корону на двести лет.
Я так остро ощущал взгляд Орайи, впивающийся в мою спину, когда я перечислял проступки Винсента. Вообще, я постоянно чувствовал на себе взгляд Орайи на протяжении всего этого представления, зная, что она видит меня насквозь.
Но я не мог проявить рассеянность. Вместо этого я позволил своим губам скривиться в отвращении.
— Теперь я сделаю так, чтобы Дом Ночи снова внушал страх. Я верну ему прежний облик.
Каждое «Я» было тщательно подобрано, с каждым предложением напоминая о своей роли.
Я наблюдал, как Некулай произносит ту или иную версию этой речи бесчисленное количество раз, и я видел, как эти вампиры поглощают ее, как котята молоко.
Но как бы ни была хороша моя игра, я не был Некулаем.
Они просто смотрели на меня, и молчание было тяжелым, не благоговейным, а скептическим — и даже немного с отвращением.
Несмотря на знак, корону, крылья, они все еще видели Обращенного раба.
Да пошли они.
Я прошелся по помосту, глядя на них. Я остановился, увидев знакомое лицо — мужчину с пепельно-каштановыми волосами, покрытыми сединой на висках, и пронзительными темными глазами. Я узнал его сразу — быстрее, чем хотелось бы, потому что воспоминания нахлынули непрошеным, яростным потоком. Это лицо и сотни ночей страданий.
Чем-то он напоминал Некулая. Те же жесткие черты лица, и та же жестокость в них. В этом был смысл. Все-таки они были двоюродными братьями.
Он был плохим. Но не самым плохим. Этот приз достался его брату, Саймону, которого, как я заметил, бегло осмотрев комнату, сегодня здесь не было.
Я остановился перед ним, наклонив голову, ухмыляясь уголками губ. Я просто не мог удержаться.
— Мэртас, — любезно сказал я. — Весьма удивительно видеть тебя здесь. Могу поклясться, что мое приглашение было адресовано твоему брату.
— Он не смог приехать, — безразлично сказал Мэртас. Откровенно пренебрежительно. И невозможно было не заметить, как его глаза пробежались по моему телу, как дернулась губа от отвращения.
В комнате воцарилась полная тишина. На первый взгляд, безобидные слова. Но каждый из присутствующих знал, каким оскорблением они являются.
Саймон был одним из самых могущественных ришанских дворян, которые еще оставались в живых, — более того, самым могущественным. Но он все еще был всего лишь дворянином. Когда король призывает, ты, черт возьми, приходишь.
— Правда? — сказал я. — Очень жаль. Что же такого важного случилось?
Мэртас — эта змея, действительно посмотрел мне прямо в глаза и сказал:
— Он очень занятой мужчина.
Темное, кровожадное удовольствие просочилось сквозь мое осторожное самообладание.
— Тогда, полагаю, тебе придется принести клятву верности от его имени. — Я поднял подбородок и посмотрел на него снизу-вверх, широко улыбаясь, обнажая свои клыки. — На колени.
Я точно знал, что сейчас произойдет.
Саймон и Мэртас верили, что у них есть четкий путь к трону. Они были единственными оставшимися родственниками короля, наверняка, они думали, что после смерти Некулая, Саймон обнаружит на своей коже знак Наследника, как самый старший из ближайших родственников Некулая.
Но, к сожалению, для них и к сожалению, для меня Ниаксия не была такой предсказуемой.
Эти кретины, вероятно, провели последние двести лет, полагая, что знака вообще ни у кого нет. Должно быть, они испытали неприятное потрясение несколько недель назад, когда я раскрыл свой знак, а затем вызвал их в Сивринаж, чтобы они преклонили колени перед Обращенным рабом, над которым они издевались семьдесят лет.