Граф притворно сокрушался, Ольга шипела, что о помолвке необходимо объявлять срочно. Остатки моей репутации спаслись только благодаря оглушительному провалу пьесы. Казалось, что добить Константина была готова добрая половина зрителей. Я бы вообще всей компании дуста в чайник подсыпала.
Разъезжались вечером мы в разных экипажах и тяжелый взгляд жениха вкупе с неразговорчивостью наводил на мысли… Так и вышло — ехали мы отнюдь не в Климов переулок и оказались в итоге у какой-то полузаброшенной дачи на окраине Каменного острова. Причем я даже насчет адреса не уверена — просто последним проезжали Каменноостровский мост. Вроде бы.
— Вам понравился спектакль? — как бы разрядить обстановку-то.
— Не могу сказать, что уделил ему достаточное внимание. — это он даже с осуждением заметил, как я понимаю. И несложно догадаться кто отвлек его от театрального шедевра.
— А какие прекрасные напитки подавали в буфете! — хорошо, что не очень много.
— Ммм. — вроде как утвердительно, но взгляд явно не сфокусирован на мне, а изучает какую-то точку в бесконечности.
Но вот экипаж остановился, мой спутник вышел, обошел повозку по кругу, помог мне выйти и расплатился с извозчиком. Без излишних комментариев.
Провожая глазами удаляющийся экипаж, я начала догадываться, что границы статского терпения сегодня преодолела, даже не заметив. И возмездие за это не заставит себя долго ждать. Сердечко екнуло, и как-то некстати всплыли в памяти рассказы Сутягина о тайных казематах. Но это же не про нас, верно? Не запрут же меня в воспитательных целях где-нибудь до свадьбы? Я покосилась на непроницаемое лицо спутника, пересчитала морщины на лбу (с помощью детской считалочки выходило, что к сердцу прижмет, остальные черточки я списала на плохое освещение), приняла горделивую позу, оперлась на его локоть и пошла во тьму.
Помещение протапливали явно наспех, так что воздух еще не прогрелся, зато на столике в прихожей стояла корзина с едой и парой бутылок вина. Выпить сейчас самое время, глядишь и он подобрее будет.
— Ксения Александровна, — глухо произнес мой спутник, помогая расстегнуть тальму. — я, как Вы успели заметить, уже не столь молод, чтобы терпеть подобные выходки.
— А мне кажется, Вы вполне молоды, раз способны на такие романтические жесты. — парировала я. Мы не сможем поссориться, если я сама не испорчу все.
Оборачиваюсь и натыкаюсь на взгляд смертельно раненой собаки. Я еще даже не начинала нервы мотать, а он уже почти сломался. Провожу ладонью по лбу, пытаясь сгладить морщинки, немного взъерошиваю волосы, а он то ли сердится, то ли печалится. Но я же флиртую только с ним, значит ревновать не стоит.
— Вы не ужинали сегодня. И вряд ли обедали, раз ко мне не успели заехать. — надо же хоть иногда заботиться о женихе, если хочешь, чтобы он дотянул до свадьбы.
Скорее всего, его голод сейчас имеет несколько иную природу, но я присмотрела в корзинке виноград, а им можно кормить друг друга, что несколько утихомиривает его праведное возмущение.
— Я хотел привести Вас сюда на наш медовый месяц. Здесь очень красиво. — Он огляделся на побитые временем интерьеры. — Днем.
В мрачной гостиной пахнет пылью, диванчик, на котором мы пристроились, возможно еще Екатерину Алексеевну принимал во время ее романтических увлечений, но это такие мелочи. До января тут можно сотворить маленький Версаль, но и сейчас меня все устраивает: он, я, пустой дом.
Взяла его ладони в свои.
— Спасибо. Мне очень нравится. — Прижала их к своим щекам и искренне улыбнулась.
Святой человек, растаял от легкой ласки, перестал хмуриться и пошел показывать мне дом. С одним подсвечником это оказалось очень таинственным приключением, а в спальне свеча погасла. Сама собой, конечно.
— Ой. — ну, сожалеть я не буду.
В глухих сумерках непросто с первой попытки найти его губы, но я же так удачлива! Особенно когда сначала всей спиной вжимаюсь в его тело, повторяя каждый изгиб. И начало не столь робкое, как в его доме, наоборот, за вечер он завелся так, что удивительно, как мы сюда-то добрались. Даже будь я деревом — задымилась бы. Одежда летит прочь, как и покрывало с кровати, и мы погружаемся друг в друга так, словно стали единой плотью, словно это единственная в жизни ночь. На этот раз корсет был из таких, что расстегиваются от одного желания, так что до рассвета помех у нас не возникло.
— Любимая моя девочка. — произнес он тихо, обнимая меня поутру, пока был уверен, что я сплю. Зарылся в рассыпанные по подушке волосы, вдыхая их запах.