Кельсер приподнял бровь.
— Неплохо, добрый Теппер, — кивнул он. — Однако твои тревоги безосновательны. К тому же я не намерен есть твою пищу. Я принес свою.
С этими словами Кельсер подхватил свой мешок и опустил его на землю перед Теппером. Полупустой мешок завалился на бок, и из него посыпались разные продукты. Хороший хлеб, фрукты и даже несколько толстых копченых колбасок.
Большой фрукт покатился по утоптанному земляному полу и легонько стукнулся о ногу Теппера. Немолодой скаа ошеломленно уставился на фрукт.
— Это еда знатных людей!
Кельсер фыркнул.
— Вряд ли. Знаешь, у твоего лорда Трестинга удивительно дурной вкус для человека его положения. Его кладовая — просто позор для аристократа.
Теппер побледнел.
— Так вот куда ты уходил днем, — прошептал он. — Ты забрался в особняк. Ты… обокрал хозяина!
— Да, ты прав, — сказал Кельсер. — И могу добавить, что, хотя твой лорд ничего не смыслит в еде, выбирать солдат он умеет. Проникнуть в его особняк среди бела дня было нелегкой задачей.
Теппер не отводил взгляда от мешка с едой.
— Если надсмотрщик найдет это здесь…
— Ну, я полагаю, всему этому нетрудно исчезнуть, — возразил Кельсер. — Могу поспорить, что это куда вкуснее пустой воды с овощами.
Две дюжины пар голодных глаз изучали продукты. Если Теппер намеревался спорить и дальше, ему следовало поторопиться с подбором аргументов, потому что его молчание было воспринято всеми как согласие. В несколько минут содержимое мешка изучили и поделили, а котел с супом, забытый всеми, продолжал кипеть на огне, пока скаа пировали.
Кельсер откинулся назад, прислонившись спиной к деревянной стене хижины, и наблюдал за тем, как люди пожирают пищу. Он сказал чистую правду: в кладовой лежали самые простые продукты. Однако этих людей с детства кормили только супом и жидкой кашей. Для них мягкий хлеб и фрукты выглядели деликатесами: им ведь доставались лишь сухие корки, которые приносили слуги из особняка.
— Твои новости что-то слишком быстро кончились, юноша, — сказал один из старших скаа, подходя к Кельсеру и опускаясь на табурет рядом с ним.
— О, я подумал, что они могут подождать, — ответил Кельсер. — До того времени, как доказательства моей кражи будут окончательно уничтожены. А ты не хочешь что-нибудь попробовать?
— Мне ни к чему, — сказал старик. — В последний раз, когда я попробовал пищу лордов, у меня три дня болел живот. Новая еда вроде новых идей, юноша. Чем старше ты становишься, тем труднее их переваривать.
Кельсер некоторое время молчал. Старик выглядел не слишком впечатляюще. Из-за обветренной морщинистой кожи и лысого черепа он казался слабым, хрупким. Но конечно, в действительности он должен был быть куда крепче: немногие скаа на плантациях доживали до таких лет. Большинство лордов не освобождали стариков от ежедневной работы, а частые побои еще ощутимее сокращали их жизнь.
— Как тебя зовут, не расслышал? — спросил Кельсер.
— Меннис.
Кельсер оглянулся на Теппера.
— Ну, добрый Меннис, расскажи мне что-нибудь. Почему, например, ты позволяешь ему командовать?
Меннис пожал плечами.
— Когда доживешь до моих лет, тоже будешь экономить силы и не тратить их понапрасну. В иные битвы и ввязываться не стоит. — В словах Менниса как будто проскользнул намек — он имел в виду нечто большее, нежели свое противостояние с Теппером.
— Значит, тебя все устраивает? — спросил Кельсер, кивком указывая на хижину и ее полуголодных, измученных обитателей. — Ты доволен жизнью, полной побоев и бесконечной тяжелой работы?
— По крайней мере, это жизнь, — ответил Меннис. — Я знаю, что приносят недовольство и бунты. Глаз лорда-правителя и гнев Стального братства куда страшнее нескольких ударов кнутом. Люди вроде тебя призывают к переменам, но я сомневаюсь, можем ли мы выиграть эту битву?
— Ты уже в ней участвуешь, добрый Меннис. Только ты безнадежно проигрываешь, — сказал Кельсер, пожав плечами. — Но что я могу знать? Я всего лишь странствующий еретик, я здесь, чтобы поесть вашей пищи и произвести впечатление на вашу молодежь.
Меннис покачал головой.
— Ты шутишь, но Теппер, возможно, прав. Я боюсь, что твой приход принесет нам беду.
Кельсер улыбнулся.
— Вот потому я с ним и не спорю — по крайней мере на эту опасную тему. — Он помолчал, и его улыбка стала шире. — На самом деле то, что Теппер назвал меня причиной неприятностей, было единственной разумной вещью, произнесенной им с момента моего прихода.