— Итак, Петербург! — сидя за столиком небольшой кофейни, с предвкушением прошептал Алекс. Он частенько, с самого детства, особенно после прочтения книг, в которых описывалась столица, поднимался из своих подземелий наверх и, забравшись повыше, пытался представить, как там всё было до войны. Он представлял, каким был Зимний дворец, Петропавловская крепость, где стоял Мариинский театр, Эрмитаж…
И сейчас в нём, несмотря на холодную голову и трезвый расчёт, так сильно бурлили эмоции, что ни о чём другом он просто не мог думать.
Хорошо понимая, что поездка предстоит не увеселительная и цель у него не полюбоваться архитектурой, а стать своим среди российской элиты, он не совсем ясно представлял, как это сделать. То есть, конечно, какие-то мысли у него уже были, но сам он не считал их сколько-нибудь серьёзными. На самом деле, не может же он явиться непонятно откуда и прийти к императору со словами, мол, так и так, я ваш внук, только меня ещё нет, но я есть, и мне уже пятьсот лет. Так ведь не бывает? Ладно бы донор родился хотя бы каким-нибудь дворянчиком, всё полегче, но тут совсем лапотный, а это серьёзное препятствие. Добавьте сюда ещё крайне нежный возраст, когда никто тебя не воспринимает всерьёз, и поймёте, что чувствовал некромант, раздумывая о том, как же поступить.
Но если с взрослостью не повезло, значит, нужно искать другой вариант, а вот с ним-то как раз было туго. Причём совсем не от того, что князь не мог ничего придумать, отнюдь. Просто его идеи совсем не блистали оригинальностью, ведь будучи некромантом, магом смерти, всё, что он придумывал, начиналось с драки и разрушений. А здесь дело тонкое, совершенно не требующее лишнего внимания, и как выйти из положения, Алекс пока не знал.
Но тут вмешался его величество случай: за соседний столик подсели двое, взрослый мужчина — обычный смертный, и одарённый мальчик, примерно ровесник донора.
Одеты оба неброско, но довольно дорого, внешне тоже достаточно ухожены — на шее мужчины золотая цепь, а на безымянном пальце обручальное кольцо. Парень же не расстаётся с каким-то гаджетом, причём по виду явно очень неплохим.
Поначалу не обративший на эту парочку внимания, князь превратился в слух после того, как они стали обсуждать выбор факультета в какой-то академии, то и дело бросаясь словами «огонь», «боевая магия» и «ведьмак».
Куда решил поступать юноша, Алекса мало интересовало, но идею они подкинули ему хорошую — ведь где, как не в академии, он может легализоваться? Причём с его знаниями и силой много времени это не займёт. Год, может два. А там он уже получит реальный шанс исправить допущенные его предками ошибки, спасти свою страну и вернуть себе украденное детство, — хотя тут он сомневался, не очень хорошо разбираясь во временных аномалиях.
Он бы, конечно, попробовал пробиться в школу ведьмаков — именно там учился его отец, но на календаре уже конец августа, до начала занятий всего ничего, поэтому подай он заявление на поступление именно туда, автоматически обеспечил бы кучу ненужного к своей персоне внимания.
А в академии, — как князь себе представлял, — всё должно получиться, единственное препятствие, которое он видел, это его неумение общаться с живыми людьми, ведь он даже родителей своих не знал, друзей у него никогда не было, и вообще, кроме Борьки с женой да дяди с тетей, ни с кем никогда не разговаривал.
Но отступать он не привык, тем более что времени было достаточно, и, подслушав разговор отца с сыном, Алекс сделал первый шаг к осуществлению своей цели — купил билет на челнок до Петербурга.
Аэровокзал уездного городка произвёл унылое впечатление.
Ветхое деревянное строение — оно же зал ожидания и билетные кассы, хотелось сжечь. А полупьяных грузчиков умертвить и заставить нормально работать.
Эти лодыри умудрились не только несколько раз уронить его чемодан с тележки, да ещё и самого князя. Когда же тот попросил быть поаккуратнее, очень витиевато послали в какую-то непонятную сторону.
Ещё в трактире осознав, что его словарный запас скудноват — он разбирал едва ли половину из того, что говорили несостоявшиеся тюремщики, в этот раз смысл выражений грузчиков он понял отчётливо и как-то, будто само собой, тут же проклял до седьмого колена.
Вот только оба пьянчуги оказались бездетными, — причём даже в перспективе, — и должное распространиться на многие годы проклятье сработало практически сразу. Один успел дойти до туалета, где и благополучно скончался, а второй помер прямо на тележке, ладно хоть вещи разгрузил.