С воды Херсон производил впечатление сонного и мирного городка – разрушения минимальные, не то, что в Севастополе или Балаклаве, движения не заметно, все зелено и спокойно. Плескали весла, и, если бы не костюм, в котором было невыносимо жарко, можно было бы представить себя на речной прогулке с друзьями.
Впрочем, приплыли быстро. Нос лодки ткнулся в берег, и Бандеролька собралась, от романтического и беззаботного настроения не осталось и следа.
– Первым делом, – сказал Карачун, – надо бы главного определить. Прости, Бандеролька, ты, конечно, листоноша опытная, но тут я бы принял командование на себя. Потому что нам не мутанты и местные угрожают, а неведомая, извините, фигня. И к ней надо, во-первых, подобраться, во-вторых, с ней надо разобраться. Хотя разбираться я бы не стал, а просто сжег бы.
– Что сжег-то? – удивился Воловик.
– А что найдем, то и сожжем. В этом мире все горит, надо только температуру правильно подобрать.
– Кое-что взрывается, – заметил Зиняк.
– Ну и взорвется – лишь бы больше не пакостило. Так что, как голосуем? Я за главного?
– Да командуй, если так приперло, – позволил Воловик. – Мы тебе доверяем.
– Вот и славно. Значит, построились цепью и двинулись к цели.
Цель была отмечена на карте, врученной Бандерольке перед походом. Центр неведомой заразы притаился в Ботаническом саду, до которого по одной из центральных улиц было всего пять километров – час бодрым шагом или два-три, если осторожно.
– Странно, что здесь нет опасной фауны, – заметил Карачун.
– Повымерла, – предположила Бандеролька. – Заразилась и вымерла.
Ей самой не нравилась такая теория, но другой не было.
Городок был как городок – невысокие обшарпанные дома, бурно разросшиеся акации и прочие деревья, колючие кусты, плети роз, выползающие из дворов. Ни аномальной растительности, ни явной опасности. Дорога к ботсаду относительно расчищена: видимо, до того, как радиус действия заразы увеличился, жители Острога навели здесь порядок.
– Мы на самом краю заражения, – заметил Зиняк. – Вы же помните, что говорили: радиус увеличился почти до пяти километров. В двух километрах – красная зона, повышенная опасность. Друзья, двум смертям не бывать, но может, Бандеролька, ты нас тут подождешь?
– Не выдумывай. Как глава клана я обязана…
– А как наша подруга – нет, – вклинился Воловик.
– Я так решила. Я иду с вами. Я не трус.
– А зря, – Карачун проверил автомат. – Страх – замечательный инструмент интуиции, для выживания необходимый. Ну ладно, раз все такие упертые – потопали, что ли?
И они потопали. Жарило солнце, по спине градом катился пот, линза шлема запотевала, хотелось пить, а главное, ничто не предвещало беды – было просто скучно. Внимание рассеялось – ему попросту не за что было зацепиться. Ну, дома, ну, деревья, ну, брошенные автомобили.
– Птицы не поют, – обратил внимание Бандерольки Зиняк. – Нет здесь птиц. Сдохли.
Трупы пернатых, впрочем, на дороге не валялись – то ли зараженные птахи успевали улететь, то ли их кто-то жрал. Всегда найдется устойчивая к любой инфекции форма жизни.
– Если бы болезнь распространялась через животных, – сказал наблюдательный Карачун, – она давно бы вышла за пределы Херсона.
– Поживем – увидим, – отмахнулся Воловик.
Несмотря на окружающее сонное спокойствие, вперед продвигались медленно. Карачун то и дело вскидывал руку, призывая замереть, и отбегал в сторону, заглядывая в переулки, окна, разбитые витрины магазинов. Правильно, если кто-то там притаился, лучше не оставлять его за спиной.
В заброшенных городах всегда кипит не всегда приятная и не всегда понятная, но жизнь. Шарятся в поисках поживы сталкеры, одичавшие аборигены в поисках поживы грабят до того уже разграбленные магазины и склады; периодически банды и поисковые отряды затевают перестрелки, вопят раненые и мирные жители; бродят по своим делам в поисках пропитания и партнеров животные-мутанты; кто-нибудь верещит, попавшись в плети хищного растения; сопят разумные и не очень существа в засадах; что-то с грохотом рушится, падают перекрытия, лопаются уцелевшие стекла, гремят далекие взрывы; переговариваются по рации, орут песни, громко занимаются любовью… И всегда, всегда звенят мелкие кровососы – москиты, комары.