Слова утомляли ее. Она глубоко вдохнула носом, снег посыпался сильнее, и она пропала, а я видела лишь белизну.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Я резко проснулась.
Глаза открылись, я села, пытаясь понять, где я. Не на заснеженном Бруклинском мосту. Я была в учительской в Оушенсайде.
Но что меня разбудило? Я прижимала одеяло к груди, размышляя, сердце колотилось, словно его уже что-то испугало, о чем я еще не знала.
Я пыталась слушать, дышать как можно тише, разглядывая комнату в поисках необычного. Часы над микроволновкой показывали три часа. Всегда было три часа, когда происходило что-то страшное, но комната казалась нормальной. Я уснула при свете, и хотя в окне над рукомойником было темное неб, я могла обмануть себя и притвориться, что уже утро, я в безопасности, и можно уснуть.
Я опустила голову на подлокотник и старалась думать о хорошем. Не выходило. Я думала о сне, о Пиппе, пыталась решить, где сработало воображение, а где реальность. Я думала о беременной Ребекке, и что Декс много лет назад побывал в ней. Я думала об Аде и ее одиночестве, о родителях, которые не обрадуются моему появлению с Дексом.
А потом я подумала о месте, где была, и его проблемах. Было тщетно думать о чем-то еще.
Я выдохнула и с удивлением увидела, что дыхание вылетело облаком. Стало холоднее за последнюю минуту, нос, подбородок и ладони, оставшись не под одеялом, почти онемели. Я ненавидела холодные места.
Они означали одно.
Шум у двери привлек мое внимание, сердце колотилось. Я осторожно посмотрела туда. Ручка медленно, едва заметно поворачивалась, и было сложно это заметить.
Я задержала дыхание, парализованная страхом, вариантов действий не было. Я смотрела, как ручка поворачивается так, словно уже не держалась.
Дверь дрогнула на петлях, будто ее толкнули с другой стороны.
Замок выдержал.
Я вскрикнула, притянула колени к груди, словно это помогло бы.
Вдруг дверь перестала греметь. Стало тихо. Я знала, что пора включить камеру и снимать, но не хотела отводить взгляд от двери.
Раздался стук в нее. Три тихих удара, но они там были.
— К-кто там? — тихо спросила я. — Декс? Ребекка?
Я медленно встала с дивана, отбросив одеяло. Пол был ледяным под моими ногами, я кралась к двери.
Я осторожно прижала к ней ухо, надеясь что-то уловить с другой стороны.
И я смогла.
Шепот.
Сначала был пылкий шепот одного голоса, мужского или женского. Он говорил бред, я не узнавала слова, но они впивались в меня. И значение с ними.
Это был шепот психоза, безнадежности и отчаяния.
Их стало много. Один голос стал множеством, они хрипло молили, непонятные слова проникали под мою кожу, притягивали к безумию, пока я не стала слышать только сотни голосов.
Я отпрянула от двери, и шепот прекратился, оставив меня в тишине. Я сосчитала до десяти, набралась смелости сделать это снова. Я прижала ладонь к ручке, а ухо — к двери.
Шепота не было.
Но один металлический голос говорил будто в трещащую рацию.
— Она за тобой, — прошептала он.
Мои легкие сжались, сердце будто остановилось. Страх был таким сильным, что мог поглотить меня и стереть.
Она была за мной. Мне не нужно было догадываться, кто.
Я выпрямилась и развернулась.
Шона пристально смотрела на меня, напряженная, голова была опущена, и на белом лице были тени. Кровь стекала по ее подбородку, в ладони она сжимала окровавленную тряпку.
Она молчала. Просто смотрела на меня.
И она медленно улыбнулась ртом, полным крови.
Я не хотела слушать ее слова.
Я попыталась открыть дверь и повернуть ручку, но опустила взгляд и увидела восемь черных пальцев под дверью, движущихся ко мне.
Я закричала и отшатнулась к дивану.
— Декс! — завопила я. — Ребекка! Не помощь!
— Я могу кричать громче тебя, — сказала певуче Шона. Она сделала два шага ко мне и замерла, посмотрела на дверь, на тонкие пальцы плохого, что пыталось пролезть. Оно вот-вот поймет, что дверь уже не заперта, и оно вскоре проберется в комнату ко мне.
— Декс! — закричала я.
— Декс! — завизжала она и рассмеялась. — Хорошо, — сказала она. — Кричи. Я кричала и кричала, запертая в том холодном ящике. Я не была мертва, но они мне не верили.
Я смотрела на нее, не желая спрашивать, но выбора не было.
— В каком ящике?
— Морге, — она улыбалась и накручивала прядь на окровавленный палец. — Я не была мертва, и они это знали. Медсестры знали. Но им нужно было место. А папы там уже не было. Он не мог отказать.
— Медсестры… — было сложно говорить. Я смотрела на пальцы под дверью, они царапали пол. — Медсестры убили тебя?