Это было как Рождество. Олдмен был в раю, пока рылся в конвертах, вытаскивал письма и читал их. Я видела, что он раздавлен тем, что жестокости подтвердились, хотя они случались не в то время, когда там работала его бабушка. И все же правда была горькой.
Хорошо, что Олдмен был верен правде и истории, и он пообещал, что будет сообщать нам, помогла ли находка прекратить появления призраков. Ему казалось, что это поможет, как и мне на почте. Он сказал, что сделает объявление в музее и в местной газете, сообщив, что это нашли мы с Дексом. Это не было необходимо, но я не возражала. Я хотела быть известной, но не кричать в камеру. Я хотела, чтобы меня знали за что-то уважаемое.
И, если честно, я хотела впечатлить родителей.
Потому что мы поехали в отель, чтобы переночевать, и я знала, что родители не будут рады новости о моей помолвке.
Они будут расстроены сильнее прежнего.
И все пришло к тому, что после всех пережитых кошмаров страшнее всего была встреча с родителями.
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
Мы проснулись рано утром в отеле у берега, уснув сразу, как только сняли номер — мы с Дексом в одной комнате, а Ребекка — в другой. Солнце озаряло пляж, волны бились о берег. Было снова тепло, день был красивым и почти летним. Казалось, санаторий был далеким воспоминанием, но я знала, что это не так.
И кольцо на пальце постоянно напоминало, что изменилось. Мы с Дексом выпили горячий кофе на балконе, забрались в кровать и не могли оторваться друг от друга. Я думала, что делала с ним многое, но секс при помолвке был особенным. Он добавлял радости.
Когда пришло время уходить, мы встретили Ребекку в фойе и выехали на дорогу, выбрали шоссе 26 среди деревьев и отправились в Портлэнд. В машине гремела «Металлика», солнечная погода радовала, и свежий лесной воздух проникал в открытые окна. Со мной были двое любимых людей, но я все больше нервничала с каждой проносящейся милей, что приближала нас к дому моих родителей.
К сожалению, была пятница, и хотя я писала Аде, чтобы отвлечься от нервов (но не рассказала пока что о помолвке), она была в школе до трех, и мы могли встретиться с моими родителями без нее. Поразительно, как я зависела от Ады в отношениях с ними. Теперь я должна была справиться одна.
Конечно, я не была совсем одна. Со мной был Декс, и я видела по его взглядам на меня, загорающемся при виде кольца, что он сделает все для меня, чтобы быть со мной. Я повторяла это себе, пытаясь успокоить нервы.
Мы ехали по мосту Скидмор на восток к аэропорту, и я нервно грызла ногти, колено подпрыгивало.
— Все будет хорошо, Перри, — сказала Ребекка, касаясь моего плеча. — Это одна ночь, мы с Дексом будем там. Даже если ты не получишь их одобрение, они будут рады тебя видеть. Вот увидишь.
Ребекка не знала о моей семье, но скоро она поймет, что все непросто.
Декс остановил машину на улице моей семьи, и я ощутила тоску по дому. Я любила Сиэтл, но скучала по родному пейзажу, широким зеленым лугам и полевым цветам, деревьям и запаху реки Колумбии.
— Милая, мы не дома, — пошутил Декс. Я посмотрела на него большими глазами. Это не было смешно. Это было страшно.
Он склонился и чмокнул меня в губы.
— Идем, малыш. Покажем им твое кольцо.
Это меня не приободрило. Я застыла на месте, пока Декс и Ребекка не вышли из машины и не открыли дверь для меня. Мне казалось, что они понесут меня, если я не выйду сама.
— Все будет хорошо, — сказал Декс. — Это твои родители. Цени их, пока они живы и не в психушке.
Я смотрела на него миг, думая о том, как ему порой сложно быть практически сиротой. Даже его брат Майкл был для него незнакомцем, не хотел ничего общего с ним, оставляя Декса без семьи. Теперь мои родители станут семьей для него, хотели они того или нет. Он тоже боялся.
Я кивнула.
— Хорошо.
Мы прошли к двери, я впереди, Ребекка и Декс — по бокам и чуть поодаль. Я поднесла палец к звонку.
И дверь открылась, опередив меня.
Папа был круглолицым, с итальянским носом и прямоугольными очками для чтения, которые все время поправлял, как всегда. В отличие от его брата, он явно похудел. Он тоже был рад меня видеть.
— Перри! — закричал он и обнял меня. — Рад видеть, тыковка, — он прижал меня так, что меня душили свои груди. Когда он отодвинулся и погладил мое лицо теплой рукой, он улыбнулся, щуря глаза. — Ты прекрасна.
Отец порой делал мне комплименты, потому что был теплее матери. Но почему-то теперь меня это удивило. Может, в этот раз я поверила.