Затем возвращаюсь к себе домой (непозволительно рано, как я уже говорил), где у изголовья меня теперь ждут целых две книги: «Легенды Блэквуда» и присланные тобой три выпуска «Ярмарки тщеславия». Увлекательно, но автор уж слишком лелеет и декларирует собственный цинизм, что, на мой взгляд, доказывает поверхностные знания автора по этому предмету. Если бы он изучал его более углубленно, то знал бы, что истинный цинизм скромен, его девиз «Не словом, а делом». Вот увидишь, автор не сможет закончить книгу, не подарив счастья всем ее героям!
Продолжу письмо завтра с утра, от свечи остался коротенький пенек. Тогда и расскажу историю моего знакомства с местными представителями Beau Monde. Боюсь, сейчас я только перескакивал с пятого на десятое, стремясь сжать впечатления двух недель на одном листе.
P/S: Никогда я не был таким деятельным, как в борьбе со скукой…
Из книги «Легенды, сказки и предания Северной Англии в обработке эск. Дж. Э. Фоллоу»
«…Никого в Блэквуде не было красивей, чем Кэтрин Стоун, дочери старого вояки Стоуна. Она была такой же неугомонной и быстрой, как ручеек, скорой на улыбку и на шутку, заботливой, как перепелка, а уж красивой! Глаза как фиалки лесные, волосы цвета пшеничных полей, кожа белей, чем шерсть новорожденного ягненка. Многие кумушки Блэквуда, глядя на эту девушку, мечтали о такой работящей невестке. Сыновья их в материнских намеках не нуждались (хотя вряд ли задумывались о том, какая из Кэтрин работница), и всегда на танцах и гуляньях Кэтрин собирала возле себя толпу парней, как душистый цветок – гудящих пчел. Много раз могла она выйти замуж, но всем отказывала; и уже пошли слухи о том, что она – де привередлива и капризна, и пора отцу ее приструнить. Но старик обожал свою единственную дочь, свое солнышко, и ни к чему принуждать ее не хотел; и к тому же боялся, как он сам-то с молодым зятем уживется.
И вот однажды жарким летом Кэтрин с подругами пошла в лес за ягодами. Когда коробы их наполнились, девушки поставили их на землю, а сами сели под елью и – понятное дело – стали парней обсуждать да сплетничать, кто кому нравится, да кто на кого как посмотрел… а Кэтрин молчок – ни слова. Девицам любопытно стало, и давай они выпытывать, неужели ей ни один из фермерских сыновей не был хоть чуточку хорош? Столько раз к ней сватались, что уж могла бы выбрать себе кого-нибудь по сердцу! Вспыхнула тогда Кэтрин и сказала, что все они хороши, но ни один ее сердце чаще биться не заставил. И сказала мечтательно, глядя вверх: «Вот если бы встретился мне парень такой же прямой и сильный, как эта ель, такой же высокий и черноволосый… я бы вышла за него замуж!»
И едва она это сказала, как на нее насмешки словно из мешка посыпались. Сильнее всех те девушки старались, кому красота ее и добрый нрав были, что кость в горле: предлагали здесь, под елью, остаться, с елью повенчаться и шишки рожать. Кэтрин такого не ожидала: сначала отшутиться попыталась, потом разозлилась, а потом поняла, что вот-вот расплачется, и пошла от насмешниц прочь все быстрее, пока слезы из глаз не брызнули. Притихли девушки с ее уходом, но звать-искать не стали – домой пошли. Решили, что сама она вернется, как свечереет.
А Кэтрин-то как раз дорогу к дому потеряла: бродит по лесу, бродит – а солнышко уже к закату клонится. Хотела она уже гордость перебороть, позвать подружек, но вдруг видит: человек в лесу стоит – высокий, широкоплечий, черноволосый, как ель прямой. Стоит и глаз с нее не спускает. Оробела Кэтрин, но подошла поближе – а когда в глаза его заглянула, то весь мир и себя потеряла, слышала только, как сердце ее стучит. Часто-часто, как полковый барабан. Долго она ни слова вымолвить не могла; наконец спросила у незнакомца, как его зовут и кто он. Улыбнулся молодой человек ей ласково и сказал: «Зовут меня Пайн Три, и я тот, за кого ты обещала замуж выйти».