Естественно, рабочие регулярно платили начальству большие взятки.
Самые лихие деньги имели художники-оформители. Художник Васильев, никому не известный за пределами ВДНХ, отсидел даже в тюрьме за рвачество, после чего как ни в чем не бывало вернулся на выставку. Он в 54-55 годах зарабатывал сказочные деньги, по 60 тысяч рублей в месяц, то есть примерно в 50 раз (!) больше, чем средний инженер или учитель. Именно он сделал эскиз «Солнца», который мне надо было автоматизировать.
ВДНХ была и синекурой для провалившихся республиканских начальников. Директором узбекского павильона был тупой Абдурахман Абдурахманов, бывший председатель Совета Министров Узбекской ССР при Сталине. После смерти Сталина он получил синекуру на ВДНХ. Когда выставку посетил Гарриман, они поздоровались, зная друг друга со времен войны. Абдурахманов был огромного роста бай с продолговатым внушительным лицом. Полагаю, что он сделал карьеру на своей внешности. У него был кабинет, устланный дорогими коврами и носивший отпечаток азиатской роскоши.
В 1961 году он был назначен послом в Того, где пробыл недолго, и, я почти уверен, выполнял роль азиатского фасада, за спиной которого работал кто-то более сообразительный.
Другим опальным начальником был бывший первый секретарь Армении Арутинов, получивший в синекуру армянский павильон. Ему было около шестидесяти лет. Он имел сводню, регулярно поставлявшую ему девочек-подростков, в изобилии бродивших по выставке. Арутинов угощал их дорогим коньяком и щедро одаривал. Однажды сводня доставила ему девочку из Новгородской области. Родители ее, местные начальники, узнав об этом, пожаловались. По закону совращение несовершеннолетних в СССР наказывается весьма сурово. Арутинов отделался годом, и я не уверен, действительно ли он этот срок отбыл.
Самым большим из моих стендов было «Солнце». На огромной торцовой стене павильона «Машиностроение» электрики смонтировали 6000 лампочек на расходящихся лучах. Надо было, чтобы лампочки мигали в такой последовательности, чтобы имитировать бегущий свет, разливающийся во все стороны от солнечного диска. То же самое нужно было обеспечить и на «Хлопковом поле» Абдурахманова. Там лампочки имитировали движение воды в арыках. Несмотря на всю примитивность идеи бегущего света, его реализация была профессиональным секретом хапуг, оформлявших Москву по праздникам. Специальной аппаратуры для управления бегущим светом не было, и проверить его эффект можно было лишь на реальной установке. Все зависело от характера чередования включающихся лампочек. Единственная брошюра, выпущенная на эту тему, содержала заведомую дезинформацию. Праздничная иллюминация делалась в рекордно сжатые сроки, когда не бывает времени на эксперименты, и если бы кто-то новый попытался вылезть конкурентом, он не успел бы наладить свою дорогостоящую установку и провалился бы. А иллюминация давала сказочные доходы.
Главным инженером ПТМ был Вишневский, маленький энергичный еврей, похожий на орангутанга. Попал он туда и был вовлечен в систему коррупции не по своей воле. В лучшие времена он был завпроизводства первого ракетного завода в Москве, главным конструктором которого был сын Берии Сергей, а директором — Елян. Он был толковым производственником, но его уволили в начале 1953 года.
Вишневский тяготился выставкой и с грустью вспоминал прошлую работу. Ко мне он относился с симпатией, однажды пригласил к себе домой и потом жаловался на бездельника-зятя.
Главным электриком ПТМ был Позин, тоже еврей, с серьезным и умным лицом. Как он туда попал, не знаю, но это был бессовестнейший хищник. Я, будучи sancta simplicitas[28], явно стал ему мешать, и он решил меня выжить. В самом деле, я не делился деньгами ни с ним, ни с Моисеевым. Я был также помехой для привлечения со стороны тех, с кого Позин брал взятки.
Через месяц-два после своего прихода он откровенно сказал мне, что я здесь мешаюсь, но я намека не понял.
Как-то я порекомендовал ему своего приятеля на работу по совместительству, на что Позин, интеллигентно улыбнувшись, спросил: