Иной раз фантомный персонаж, вроде отца-стахановца, в свою очередь порождает своим рассказом собственного персонажа. Геловани-сын рассказывает о Геловани-отце, и уже в рассказе этого старшего, виданного только в кино, Геловани, возникает обмакивающий хлеб в вино Сталин с Мишей Чиаурели одесную и Сережей Кавторадзе ошуюю.
Подобных из вторых и третьих рук историй полны хроники времен Михаила Агурского, и в этих историях время сказывается не менее полно и убедительно (фактурно!), чем в увиденном собственными глазами автора!
Вот Михаил Агурский читает в 60 (!) году «Розу мира». «Я прочел с нарастающим удивлением главу о том, что известные литературные герои материализуются в конкретные личности, и что Дон Кихот, например, это теперь реальная личность, в мистическом мире, разумеется». Что ж тут удивляться — в его собственной книге происходит то же самое!
Вот байка о хорошенькой машинистке, за которую сватается немолодой бухгалтер с зарплатой 690 рублей. В 50-х 690 смехотворно мало! А бухгалтер — абсолютный неудачник, а вовсе не герой, как в России нынешней! Машинистка говорит «да», и бухгалтер оказывается не бухгалтер, а принц, то бишь генерал-лейтенант, желавший проверить чувства своей избранницы, чтобы затем, сбросив бухгалтерское рубище, явиться ей во всем блеске и великолепии своего мундира и вознести ее со славой в свой небесный дворец — отдельную квартиру в семиэтажном (!) доме! Сага о времени с его нищетой, безысходностью и надеждой на чудо.
Иероним Ясинский едва ли не первым осознал собственную жизнь как роман, назвав мемуары «Роман моей жизни». Бездна отделяет это название от непритязательного совпадения Ганди-Меир-Шагала «Моя жизнь»! Впрочем, многообещающая находка Ясинского осталась даже не протоколом о намерениях — лишь красным словцом, бездумно выданным векселем, не предназначенным к оплате. Зато на разбеге века было найдено слово-идея, принадлежащая будущему.
Вексель, не оплаченный Иеронимом Ясинским, сполна оплатил Михаил Агурский: вовсе не помышляя о романе, он действительно написал роман своей жизни, роман эпохи. Ключом к его пониманию служит слово, вынесенное в подзаголовок: «разрыв».
Тема разрыва в контрапункте проигрывается в судьбах автора-героя и его отца, накладывая на воспоминания единую сюжетную матрицу, сообщая им жесткость и завершенность; тема разрыва с железной неумолимостью ведет от первой страницы, на которой Самуил Агурский покидает Россию, к последней, на которой покидает Россию его сын. Оборот колеса, занявший 70 лет!
Самуил Агурский — в своем роде символическая фигура еврея-революционера. Крутильщик колеса — кафкианская профессия — мальчик-двигатель, работавший 16 часов в сутки в России, которую мы потеряли. Возмутитель спокойствия сонного провинциального города, пугавший по ночам обывателей саваном и завываниями. Боевик. Эмигрант. Могильщик старого мира, скрепивший подписью вместе с товарищем по похоронной хевре — Иосифом Сталиным — указ о ликвидации центрального руководства еврейских религиозных общин. Могила, вырытая Самуилом Агурским старому миру, оказалась и его собственной могилой, саван, которым он пугал других, — его собственным саваном. И Самуил Агурский, и его сын становятся жертвами the brave new world, за который с такой страстью боролся еврейский революционер!
Перед смертью Буня Агурская сказала своему сыну:
— Как еще хочется пожить... Я бы начала совсем по-другому.
С юношеской жестокостью («Глупец! Я не удержался!») сын ответил умирающей матери:
— Я всегда тебе говорил, что надо жить по-другому.
«Мать не ответила».
В узком смысле речь идет тут о бытовых вещах, в широком — о жизни целого поколения. Они жили «неправильно».
В этом «всегда говорил» столько же объективной неправды, сколько субъективной правды, «всегда» и заведомо правой молодости, которая не в силах «удержаться» от щедрой демонстрации своей самоуверенной правоты. Изживание отрицательного опыта старшего поколения. «Мать не ответила». Что она могла ответить? Что может вообще ответить сходящее поколение? Может ли быть опыт отцов неотрицательным? Может ли вообще быть услышано «Как еще хочется пожить...»? Похороны шестидесятников в России на кладбище для бедных. Поколение Михаила Агурского.