Русская тема пронизывает весь «роман» (впрочем, почему «роман»? — роман!), вплоть до последних слов «возрождение России», да еще с такими художественными изводами, как словцо «еврейчик» в устах автора, носитель здешнего менталитета, всемирная еврейская отзывчивость, и — дочь фрейлины Надежда Николаевна Озерова, симметричная Надежде Васильевне Розановой (неслучайное совпадение неслучайного имени), да, Надежда Николаевна — хранительница тайны-о-заговоре, — за которой тенью возникает сам Нилус, великое в малом, Ганнибал у ворот.
Да только тут новый поворот сюжета: не бывать граду-Китежу градом сына, как не бывать инаковой всему Китежу Америке градом отца. Не прельстила Америка (ставшая с легкой руки Достоевского символической) и сына! — вообще весь этот «американский» лейтмотив, начиная с первых же страниц, порой под сурдинку, а порой и в полную мощь оркестра, звучит весь роман.
Владимир Кормер, написавший роман о том же времени, не нашел в нем места для Михаила Агурского, который, вроде бы, по всему обречен был стать кормеровским персонажем, не вышло, не уместился. Но уж очень хотелось, и Кормер решил сохранить хоть звук, хоть имя, наградив одного из главных героев (вполне узнаваемого, как и все прочие персонажи этой книги, и не имеющего ничего общего с Агурским) фамилией Мелик. Так вот, в конце романа Кормер (так и хочется сказать «тоже») собирает всех своих героев вместе.
Два вектора времени: Кормер собирает «всех» на литургии, которую служит легко узнаваемый отец Александр Мень, Агурский — на проводах в Израиль.
Отъезд. Тут тема разрыва переплетается с темой возвращения: Агурского-старшего в Россию — разрушить еврейскую жизнь во имя великой идеи интернационализма; Агурского-младшего, давно уже эту великую идею изжившего, — в Израиль — «домой».
Самуил Агурский, воистину исторический человек, создает на земле, отвоеванной у буржуазии, заставлявшей детей по 16 часов в сутки крутить колеса, первый интернациональный отряд Красной армии — еще тогда, когда Красной армии вообще не существовало. Таково уж свойство Агурских — забегать вперед, опережать время!
Проводы Михаила Агурского стали единственным в своем роде фестивалем национализма, еврейского и русского, которые объединила уникальная личность хозяина беляевской квартиры. Все, что в гневе разрушил Самуил Агурский: национализм, религию, сионизм, иврит — все это стало новой землей и новым небом его сына. Сотрудничество с Солженицыным Михаила Агурского вполне симметрично сотрудничеству Самуила Агурского со Сталиным: одни хоронили национальную и религиозную идею во имя идеи коммунистической, другие — коммунистическую во имя религиозной и национальной. Тотальный сюжет романа!
Благожелательный интерес к русскому национализму, к русской идее сохранился у Михаила Агурского и в Израиле. Об этом свидетельствуют его многочисленные статьи, «Идеология национал-большевизма», дружеские контакты с людьми русской правой и — как ответное (парадоксальное!) движение — публикация в «Нашем современнике» написанного им очерка истории и идеологии сионизма «Ближневосточный конфликт и перспективы его урегулирования». Первый, а возможно, и единственный опубликованный в СССР материал такого рода. Задушевная идея — общность геополитических интересов России и Израиля.
Последние слова книги Михаила Агурского — «возрожденная Россия». Вообще-то говоря, механически использованный штамп. О возрождении чего идет речь? Какой исторический период может служить тем эталоном, к которому следует вернуться, возродиться, родиться заново? Надо думать, Михаил Агурский и как историк, и как сын своего отца — свидетеля той России — вкладывал в это клише иной смысл, он смотрел вперед, а не назад, видел перспективы и возможности, открывающиеся за точно (в деталях!) предсказанным им поворотом русской истории. Сергей Аверинцев назвал отношение Михаила Агурского к России «несентиментальной любовью». Агурский умер в Москве, приехав на Конгресс соотечественников, как раз в самую бурю, подарок свыше в это время быть здесь, увидеть и умереть, конец августа 91-го, гостиница с символическим названием «Россия».
В громе тех дней кончина его в России прошла почти незамеченной. Единственным журналом, опубликовавшим некролог, был «Наш современник». «Горячий сторонник открытого и честного русско-еврейского диалога... признание необходимости прямого и нелицеприятного разговора... принадлежал к тем — увы, не очень многочисленным людям своего круга, которые обладали здравым смыслом и смелостью, без которых такой разговор невозможен». Лозунг русских националистов на проводах: «Пусть все евреи уезжают, кроме Агурского». Но Михаил Агурский уехал. При всей несентиментальной любви к России. Его дом был в Израиле. Для него это действительно было возвращением.