Вскоре отец становится еврейским комиссаром Витебской губернии, что было по тем временам очень ответственным назначением: почти все крупные еврейские центры Украины, Литвы и Белоруссии были тогда захвачены немцами по Брест-Литовскому договору, и Витебск был единственным еврейским центром, оставшимся под советским контролем; кроме того, Витебская губерния была самым западным советским форпостом, а размеры ее были куда больше современной Витебской области. Отец начинает выпускать первую большевистскую газету на идиш в Белоруссии, предназначенную и для распространения на оккупированной немцами территории. В Москве у меня хранился номер витебской газеты на русском языке, где излагалось содержание доклада отца о Ленине, в котором он приводил слова Жореса о том, что величие человека определяется тем, насколько ему удается восстать против законов лжи, управляющих современным ему обществом. Именно поэтому он считает Ленина великим.
В 1919 году Калинин, тогдашний советский президент, приглашает отца в поездку по Белоруссии и западным районам страны, уже освобожденным от немцев, на агитационном поезде «Октябрьская революция». Отец выступал перед евреями с большевистской агитацией. Поезд побывал в Витебске, Могилеве, Минске, Гомеле, Смоленске. С тех пор Калинин на долгие годы оказывается партийным покровителем отца, давая ему личные характеристики при регулярных чистках партии. В 1919 году отца посылают в нелегальную поездку в США для организации Американской коммунистической партии. Отец должен был передать деньги американским коммунистам, открыть первый подпольный съезд компартии от имени Коминтерна, а также передать рекомендации из Москвы о составе ее руководящих органов.
Кремлевский сапожник сделал отцу стоптанные, но прочные ботинки, в один из каблуков которых был искусно вделан очень дорогой бриллиант. Напечатанные на полотне коминтерновские мандаты были зашиты в пиджак кремлевским портным.
«Я уже был готов к отъезду в Америку, — рассказывает отец, — оставалось побывать у Ленина. Он сообщил, что может принять меня 16 августа. Я простился с друзьями, намереваясь сейчас же после встречи выехать. В канун встречи я вернулся домой усталый. Не мог спать. «Удастся ли повидать Ленина? — спрашивал я себя. — Если удастся, то как сложится беседа с ним?..» И вот Кремль, я иду к Ленину. Я его видел и на съезде Советов, когда он гордо ответил Церетели, что большевистская партия может взять в свои руки власть. Я слушал его 4 июля, говорящего с балкона дворца Кшесинской, когда первый минометный полк подошел к дворцу и начал восстание. Я слушал его и когда он говорил перед кронштадтскими матросами. Я слушал его и много раз позже. Однако лицом к лицу я должен был с ним встретиться впервые. Я не язычник, не обожествляю человека и не верю, что отдельная личность может быть движущей силой прогресса человечества. Я убежден, что все ценное, что создало человечество, — результат коллективного труда многих поколений, а социальные перевороты стали возможны благодаря движению масс. И, тем не менее, я вижу в Ленине главного героя великой социальной драмы, происходящей сегодня. Я смотрю на него, как на главное светило, вокруг которого движутся планеты... Каждое массовое движение должно иметь своего вожака. Он видит первым восходящее солнце. Я иду, думаю, спрашиваю себя: «Почему Ленин — наш направляющий, вождь нашей революции? Почему он — центральная фигура, на которую устремлены взгляды всех людей земли? В чем секрет той магнетической силы, которая приковала к нему взоры миллионов?» Я думаю, ищу ответа.
Думая так, я иду по территории Кремля, по коридорам здания законодательных положений, поднимаюсь на третий этаж, прохожу комнаты, встречаю девочку, которая указывает мне на дверь комнаты, говорит: «Вы можете туда пройти». Два слабых удара в дверь, и я слышу знакомый голос Ленина: «Войдите». Открываю дверь, и передо мной Ильич. Он дружески улыбается, протягивает руку. Мы приветствуем друг друга, усаживаемся. — Так вы собираетесь в Америку? — Да, Владимир Ильич. — ...А вас впустят в Америку? — Если я их буду спрашивать, то уверен — не впустят. Однако я попытаюсь проехать без их разрешения. — Хорошо ли вы знаете Америку? — Я жил там... — А с нашей революцией вы знакомы? — Я ее пережил и принял в ней участие. — Какая у вас профессия? — Когда-то я был портным, однако сегодня грешу тем, что пишу в еврейских коммунистических газетах... — Хорошо, таким образом вы сможете ознакомить американцев с нашей революцией.