Звукозапись была «Клондайком», и по ДЗЗ ходили об этом мифы. Известные артисты и композиторы гребли миллионы. Говорили, что одним из самых богатых был композитор Глиэр, часто исполнявшийся по радио. Ходил миф про Утесова, будто бы повздорившего с ДЗЗ по поводу размеров гонорара и в отместку организовавшего кражу всех оригиналов своих записей, которые пришлось повторять за деньги.
Но это были официальные, честные деньги. Кроме них делались и левые миллионы. При институте были производственные мастерские. Их директор, Фалинский, добился того, что механический цех мастерских был вынесен во двор, который не охранялся. Таким образом, там могла делаться любая левая работа, например, огромное количество пластмассовых кассет для магнитной ленты. Часть из них поступала в торговую сеть, а часть — на отдельный прилавок магазина «Пионер» на улице Горького, где их не приходовали. На одном этом Фалинский и мафия, к которой он принадлежал, делали миллионы. Имея полный комплект техдокументации на профессиональные студийные магнитофоны, Фалинский организовал их производство для начальства и для артистов.
Разумеется, Фалинский должен был давать взятки направо и налево. Он никогда ни на чем не попался.
Воровали все, кто только мог. Замдиректора студии грамзаписи Черняк унес домой... концертный рояль. Когда на него донесли, он вернул его, утверждая, что взял рояль напрокат.
Группе операторов, задержавшихся в студии после работы, не хватило на выпивку. Один из них схватил рулон магнитной ленты и побежал продавать. По пьянке и в спешке он неаккуратно спрятал рулон под пальто и, когда выходил из ДЗЗ, милиционер заметил, что за ним тянется хвост ленты. Его сдали в ОБХСС. Следователь по-свойски предложил закрыть дело в... ресторане. Злополучный оператор повел его в «Софию» и стал заказывать обед:
— Водки, пожалуйста!
— Коньяка, — поправил следователь.
— Шницель на второе.
— Котлеты по-киевски, — уточнил следователь.
Пообедав, следователь заметил, что дело, пожалуй, следует закрыть при следующем посещении ресторана. Он порвал акт только на третий раз.
55
В декабре было очередное заседание комитета комсомола ДЗЗ, на котором, как обычно, присутствовал член парткома Бахрах, старый еврей. Один из членов комитета, выпускник МЭИ, рассказал, что на одном из факультетов МЭИ была принята резолюция, ходатайствующая об изменении устава комсомола, а именно, требующая поднять возрастной ценз при вступлении. Цель этого предложения была ясна — сделать комсомол более идейной организацией. Мы все поддержали это предложение.
Бахрах промолчал. Через несколько дней меня остановили на лестнице секретарь райкома комсомола и Смирнов.
Увидев, что я собираюсь уходить, они попросили меня задержаться. Оказалось, что вызвали весь комитет комсомола. Секретарь райкома с места в карьер обрушился на нас за «вредную» идею поддержки МЭИ. Все это невинное дело было представлено как политическая оппозиция. Смирнов, помимо прочего, прямо пригрозил мне за то, что я обмениваюсь с сотрудниками последними сообщениями западного радио.
Секретарь комитета сдалась первой, остальные уступали по очереди. Сдался и выпускник МЭИ. Сдался и я, но последним, признав свои ошибки, причем совершенно неискренне. Дело осталось без последствий.
56
В январе 1957 года у меня родилась дочь. Как ее назвать? С еврейской стороны поступило предложение назвать ее в честь моей матери Буней, но это редкое и среди евреев имя сделало бы дочку белой вороной. С русской стороны предлагали назвать ее Татьяной в честь вериной бабушки. Я принял Соломоново решение, назвав дочку, как и Тусю, Титанией. С одной стороны, это было данью уважения к отцу, придумавшему это имя, с другой — похоже на Татьяну.
57
Жаль, Мойше-Лейб, Жаль!
Слепян принял необычный и рискованный шаг. Только что был заключен советско-польский договор о репатриации польских граждан, живших на территории Польши до 1939 года. По этому соглашению покинуло СССР не менее 70 тысяч евреев, из которых многие уехали в Израиль.
Слепян не имел права на репатриацию, но поехал в Вильнюс и там, за немалые деньги, заключил фиктивный брак с молодой еврейкой, подавшей на выезд в Польшу.
Слепян стал ждать ответа. Я был в курсе дел, надежно хранил тайну, но не был уверен в успехе.