58
Все стало на свои места,
Едва сыграли Баха,
Я стал часто бывать у Олега и Сони Прокофьевых. Отец Сони, художник Леонид Евгеньевич Файнберг, был монументалистом и книжным иллюстратором. Первая его жена умерла, и он женился на известной переводчице японской поэзии — Вере Николаевне Марковой. Но истинным столпом этого дома были не они, а номинальный хозяин их квартиры — старый холостяк Самуил Евгеньевич Файнберг, брат Леонида Евгеньевича, известный музыкант, профессор консерватории. Поэтому они и жили в Доме композитора. Самуил Евгеньевич считался до войны едва ли не лучшим пианистом, но после войны почти не выступал. После его смерти был выпущен альбом Wohltemperierte Klavier[19] Баха в его исполнении. Все семейство с ума сходило по Баху, особенно по его кантатам. Это передалось и мне, очень плохо знавшему раньше классическую музыку. Это сделало арии из баховских кантат и пассион моей любимой музыкой, а особенно арию из кантаты №68.
Самуил Евгеньевич, однако, ехидничал: «Подумаешь, Бах! Поройтесь в нотах 17-го века и найдете там двести бахов!»
Он был прав. Время Монтеверди и Шютца еще не наступило. В Доме композитора разговоры шли о музыке, поэзии, искусстве. Там я впервые узнал о тайном культе Пастернака среди интеллигенции. На книжной полке у Олега и Сони стояла его гипсовая голова работы Зои Афанасьевны Масленниковой. Я взял томик раннего Пастернака и был глубоко потрясен его стихотворением «Годами когда-нибудь в зале концертной...». Вера Николаевна любила читать переводимые ею «танки», а говорить о политике считалось дурным тоном, этого боялись. Семья Файнбергов пережила чистки без потерь, но мать Олега, Лина Николаевна, отсидела несколько лет, после того как ее оставил Прокофьев.
В живописи в центре внимания были Босх, Клее, Мондриан, а также иконопись, к которой раньше я был равнодушен. Частыми гостями в доме был молодой композитор Коля Каретников с женой Ниной, бывшей артисткой, и входивший в моду русский Дориан Грей — Андрей Волконский, ставший потом руководителем самого модного в Москве ансамбля «Мадригал». Андрей вернулся с отцом в Россию из эмиграции после войны.
59
Историки духописи по праву считают моментом ее рождения день, когда мало кому известный прежде Поль Сиба выставил в салоне независимых «Шануа» хрустальную вазу с жидкостью, обладавшей привлекательным запахом весенних полевых цветов. Как это нередко бывает, работа Сиба, имевшая, впрочем, название «Букет из Обиньи-сюр-Нэр», была обойдена критикой холодным молчанием. Но те, кто легкомысленно расценил работу Сиба как экстравагантную выходку, несомненно, ошиблись.
«Вот уже шесть тысяч лет искусство с упорством, достойным лучшего применения, занимается нелепым самоограничением, включив в сферу своего действия лишь два человеческих чувства: зрение и слух», — обосновывал свои эстетические принципы Сиба.
«Но ныне уже вполне очевидно, что, сосредоточившись лишь на них, искусство исчерпало свои возможности. Несомненно, надо искать новые средства эмоционального восприятия».
Через год в салоне «Шануа» было экспонировано уже одиннадцать произведений нового направления в искусстве. Сиба представил две работы: «Ривьера» и «После грозы». Особо следует отметить последнее произведение, полное свежести оживающей природы, благоухания трав и бодрящего аромата воздуха.
Эти, а также другие подобные произведения, были на сей раз в центре внимания. Новое направление приобрело название «духопись».
Впоследствии Сиба не раз возражал против этого термина. Во-первых, стремление походить на изделия парфюмерной промышленности было чуждо новому искусству; во-вторых, созвучие со словом «живопись» не отвечало самой сути жанра.
Однако возражения были уже бесполезны. Газеты и журналы пестрили заголовками: «Эстетическая ценность духописи», «Выдающийся духописец» и т. д.
Через три года после того, как Сиба впервые выступил в салоне «Шануа», насчитывалось по крайней мере 60-70 духописцев в разных странах.
Следует особо выделить Збигнева Лещинского и Кнута Иогансена.
Вскоре, однако, духопись начала претерпевать изменения.
Группа духописцев во главе с Игнацио де Тома устроила в салоне «Монтелимар», враждебном «Шануа», отдельную выставку, основав тем самым течение дивизионистов.