— Так точно капитан.
Целует, обжигая прикосновениями, и меня посещает развратная мысль, а не утащить ли его куда-нибудь в тайный уголок зала для ожиданий, но настойчивый гудок поезда разбивает мои эротические фантазии.
— Пора, — снова целую. В этот раз медленно и нежно, впитывая его тепло, растворяясь в нем. А потом ни с того ни с сего произношу, — я тебя люблю.
И так легко на душе становится, будто заново родилась.
— Знаю, — чопорно кивает, — Эй!
Это я пихаю его в бок:
— Что значит знаю? Ты должен был упасть на колени и со слезами на глазах простонать: и я тебя, моя госпожа. Целовать песок, по которому я ходила, ну и дальше по списку…
— Непременно. Вот как госпожа вернется со своей дурацкой конференции, так и колени будут, и все остальное.
— Это шантаж?
— Он самый, — смеется краев, — все беги. Если не хочешь заскакивать в вагон на ходу.
— Ты мне зубы не заговаривай, — хватаю его за грудки, притягивая ближе, — я так и не услышала ответа.
— Ты его и так знаешь. Без слов.
Смотрю ему в глаза и понимаю, что действительно знаю. Давно. Он любит меня.
Уже оказавшись в вагоне, я буквально прилипаю носом к окну и пожираю взглядом мужчину, стоящего на перроне. Он просто охрененный и он мой. Полностью и без остатка.
Я уже мечтаю поскорее вернуться обратно
Поезд постепенно разгоняется, выезжает за пределы станции, стрелой прорезает город и вскоре уже мерно стучит колесами посреди поля. Вдали темнее неровная кромка леса, на небе — скудные облака, в душе — странное ощущение подъема. Мне хочется смеяться. И я смеюсь, не боясь показаться безумной соседям по купе. Пока только на верхней полке лежит рюкзак, обладатель которого шляется не пойми где, остальные пустуют.
Я потихоньку разбираюсь, заправляю постель, беру дребезжащий стакан у проводницы и завариваю чай. Но только решаю погрузиться в конспект и повторить все к завтрашнему выступлению, как дверь откатывается и в проеме появляется Коля.
— Златка?! — изумляется он, — мы с тобой соседи?
— Привет.
Я рада, что это оказался именно Миронов. Это гораздо лучше, чем какой-нибудь незнакомый потный мужик или брюзжащая бабка с солеными огурцами. Но на всякий случай произношу:
— Будешь храпеть — придушу подушкой.
— Ты, что! Я сплю, как сказочная принцесса. Вокруг порхают радужные бабочки и поют соловьи, — ржет парень, ловко забираясь на верхнюю полку, — а вообще, Злат, у меня планы на эту ночь. Наша компания в соседнем вагоне, будем кутить и дебоширить. Если хочешь — присоединяйся.
— Пожалуй нет.
Мне завтра выступать с докладом, и я совершенно не хочу быть похожей на вареное говно, которое не способно и двух слов нормально связать.
— Как знаешь, — жмет плечами, вытряхивает из рюкзака барахло и самого дня вытаскивает пакет, в котором что-то весьма выразительно булькает. После этого спрыгивает вниз и направляется к выходу, — если передумаешь — звони.
— Обязательно.
Он уходит, а я устраиваюсь на своем месте, привалившись спиной к стенке, и погружаюсь в чтение.
Читаю, дремлю, смотрю в окно, переписываюсь с Краевым. Думаю о будущем. В моих мыслях наши отношения занимают больше места, чем все остальное вместе взятое. Похоже, я не просто влюбилась, а созрела к чему-то большому и серьезному.
Это волнительно. Будто стою на пороге нового этапа своей жизни.
Миронов еще пару раз наведывается в купе и пытается утянуть меня с собой, потому что, цитирую «сидишь тут одна бедолажка и скучаешь, а меня совесть мучает и кусок в горло не лезет».
Я отказываюсь. Не хочу показаться грубой и нудной, но мне не интересно, да и настроения нет. К вечеру вообще тоска накрывает, потому что я привыкла быть рядом с Краевым, и теперь будто без крыльев осталась. Очень хочется обнять, поцеловать, да и просто прижаться. И несмотря на то, что мы и так весь день переписывались, я снова набираю его номер.
Он отвечает быстро. Будто только и ждал моего звонка.
— В общем так, дорогая моя любительница конференций, больше я тебя никуда не отпущу.
— Ого! Кто-то становится бытовым тираном, — давлю смешок, млея от родного голоса.
— При чем тут тиран? Я как дурак один по дому слоняюсь.
— Бедный.
— Да, Злата! Да! Бедный! И несчастный. И одинокий!
Не могу удержаться, смеюсь в голос.
— Что ты смеешься? — ворчит он, — уехала, бросила, еще и веселиться.
— Если тебе станет легче, то мне тоже тут очень грустно и одиноко.
— Охотно верю.
— Погоди, — сбрасываю звонок. И перехожу на видеосвязь, — вот, так гораздо лучше.