На экране Краевская физиономия. Он подносит телефон ближе, так что вижу сначала один нос, потом глаз.
— Красавец! — констатирую очевидный факт, и Мишка тут же соглашается.
— Естественно.
Смотрю на него и не могу налюбоваться. Аж в животе бабочки начинают порхать, и горячая кровь устремляется ниже, томно пульсируя по венам.
Хочу его прикосновений. Хочу к нему.
— Миш, — почему-то перехожу на шепот, — ты когда-нибудь пробовал секс по телефону?
— Не доводилось.
— Мне тоже. Смотри, — я отворачиваю камеру от себя и демонстрирую пустое купе, — у меня тут никого нет. Фактически мы с тобой наедине.
— Это тонкий намек?
— Это жесткое требование, — произношу грозно, и закрываю дверь на задвижку, на тот случай, если вдруг кому-то захочется заглянуть в самый неподходящий момент.
Ставлю телефон на стол, в качестве подставки используя фирменный рждшный стакан, и медленно расстегиваю пуговки на рубашке.
Краев молчит, наблюдает. Его взгляд темнеет с каждой секундой.
Блузка улетает на полку, следом за ней отправляется юбка.
— Твоя очередь, — кручусь вокруг своей оси, показывая себя со всех сторон.
Ему нравится эта игра. Он медленно поднимает край футболки, демонстрируя поджарый пресс, и я готова рычать от желания прикоснуться. Проклятье! Далась мне эта конференция! Дома такой мужик скучает.
Футболку он снимает и небрежно кидает себе за спину, тянет молнию на джинсах.
О-о-о, кто-нибудь принесите мне льда, чтобы охладиться.
Расстегиваю бюстгальтер, медленно стягиваю лямочки. Прижимаю его одной рукой, сминая грудь.
— Покажи, — хрипло просит он.
С кокетливой улыбкой снимаю верх, качаю его на указательном пальце, роняю. Следом отправляется и нижняя часть. Сердце бухает так, что почти больно. Тело скручивает от истомы и жажды прикосновения.
— Теперь ты, — я могу только шептать.
Губы пересохли. Облизываю. Смотрю на идеальное мужское тело.
— Поласкай себя, — приказывает он, и я слушаюсь.
Веду руками от ключиц и вниз, очерчивая пальцами все впадинки и выпуклости. Прикасаюсь к пылающему сосредоточенью желания и не могу сдержать стон.
Между нами, десятки километров, а я чувствую себя так, будто он рядом. Каждый взгляд, как прикосновение. Мы рядом.
Где-то в вагоне слышны голоса, кто-то идет по коридору, колеса стучат, а я совершенно обнаженная перед камерой телефона. Я трогаю себя сама, но представляю, что это делает он. Выгибаюсь. Едва дышу. Подвожу саму себя к грани. Невероятные ощущения.
— Давай, Злат.
Цепляюсь за неудобный стол и закусываю губы, чтобы не застонать на весь вагон.
Чистый экстаз. Одновременно.
Краев откидывается на подушки, а я падаю на жесткую койку. Мне кажется, я даже на секунду отключаюсь. Перед глазами плавают темные круги, тело пульсирует от удовольствия.
— Люблю тебя, — слова легко слетают с припухших губ.
— И я тебя, — его голос тоже не слушается.
Говорить не получается, поэтому прощаемся. Он идет в душ, а я, едва стоя на трясущихся ногах, переодеваюсь в ночные шорты и футболку.
Как раз в этот момент раздается стук в дверь. Снова Миронов.
Фу-у-ух, успела. Приди он на минуту раньше, и увидел бы много интересного.
— Златка, спишь что ли?
— Укладываюсь, — отворачиваюсь, чтобы не заметил, как лихорадочно горят щеки.
— Я только за зарядкой, — снова лезет в свой рюкзак, — закрывайся. Сегодня точно больше не приду.
— Как скажешь.
Я жду, когда он выйдет, поворачиваю задвижку и ныряю под одеяло.
Глава 8
Воспоминание о поезде — это то, что останется со мной надолго.
Тот тип воспоминаний, который греет, пробирая до самых косточек и сладкой истомой незримо присутствуют в сердце, особенно когда наступает темная полоса.
А она наступает. Всегда.
Моя пришла после лета.
Началось все с того, что на конференции меня запомнили и пригласили на практику в один из научных центров. Это был прекрасный шанс засветиться и получить бесценный опыт, если я планировала и дальше работать в этом направлении. А я планировала. Еще как.
Ольга Валентиновна поддерживала меня руками и ногами. В отделе аспирантуры тоже были довольны и хотели оправить меня вот прям сейчас, с целью повысить какие-то там внутри вузовские показатели. Сестра мной гордилась, родители — тем более.
В общем, все восприняли это предложение с энтузиазмом. Кроме Краева.
Первый вечер он просто пожал плечами, второй — начал бухтеть, а на третий, когда узнал, что эта практика может растянуть не на месяц, как планировалось изначально, а на дольше, включил ревнивого буку-собственника.