— Злат! — смеется он, — сейчас получишь.
Напряжение отступает, и, между нами, снова кипят эмоции, в этот раз совсем другие.
Мы жадные и нетерпеливые.
Краев хватает меня под задницу и усаживает на подоконник, а я рывком стягиваю с него футболку.
Он совершенен. И когда улыбается, и когда ревнует на пустом месте. Мужчина, от которого у меня кругом идет голова и коленки напрочь теряют любую твердость. Я дурею от его прикосновений, и сама трогаю. Нет, не так. Я его лапаю. Жадно, требовательно, будто он самый ценный приз, о котором я всю жизнь мечтала.
Скольжу ладонями по гладкой коже, цепляюсь за плечи, выкрикивая его имя в порыве страсти. Все-таки растворяюсь в нем. Здесь и сейчас — можно. Между нами нет границ и запретов. Я принадлежу ему, он мне. А все остальные, сочувствующие и желающие «добра» могут идти темным лесом.
После кухонного подоконника мы перебираемся в комнату и продолжаем. Краев будто решил меня заклеймить, затрахать до такой степени, чтобы имя свое забыла, не то что всяких посторонних мужиков.
У меня напрочь срывает крышу от того, что он со мной вытворяет. Каждый раз кажется, что лучше уже бить не может, и каждый раз он снова подводит меня к грани. Сладкий марафон на выживание. После него тело, как ватное, сердце грохочет, пытаясь пробить ребра, в голове — те самые розовые пони, которые скачут по радужным облакам. Эйфория и блаженство.
Но мне не удается окончательно расслабиться, где-то на заднем плане продолжает колоть и пульсировать. Это была первая наша серьезная ссора и выяснение отношений. И пусть мы потом так долго и так сладко мирились, осадочек все равно остался.
Особенно когда дурман отступил, пламя в крови улеглось и вернулась способность трезво мыслить. Кто бы ни сунулся к нам, я была намерена это выяснить и разобраться с этим вопросом раз и навсегда.
После того, как возвращаем себе способность дышать и двигать конечностями, Краев поднимается с дивана и, пошатываясь, бредет в ванну.
— Иди, я потом, — сонной кошкой мурлыкаю я. Но стоит ему закрыть за собой дверь и включить воду, как я подскакиваю, как заведенная, и делаю то, что никогда бы не позволила себе при других обстоятельствах — лезу в его телефон.
Ввожу пароль, который давным-давно знаю, открываю мессенджер и нахожу эту несчастную фотографию.
В письме от Любы.
Зашибись.
Значит, меня изводит своими подозрениями, а сам переписывается со своей бывшей курицей. Аж перетряхивает. С дурными предчувствиями пробегаюсь взглядом по их переписке, но там ничего такого нет. Долгое молчание — несколько месяцев ни строчки, потом внезапное сообщение от Тимофеевой.
«Смотри, чем твоя милая на конференции занималась» и эта несчастная фотография.
От Краева короткий ответ «не твое дело». Все.
Я откладываю телефон обратно и ни слова не говорю Мише, когда тот возвращается. Мы только помирились, и я не хочу снова ругаться.
А вот с Любашей, пожалуй, пришло время поговорить по душам.
Глава 9
Зрела я до этого разговора несколько дней. То дела какие-то были, то настроение не боевое, то просто не могла себя заставить к ней подойти.
И вот однажды утром, я проснулась, надавала себе мысленных оплеух и решила, что пора. Краев, как обычно, проводил меня и поскакал на кафедру, потому что звонил руководитель и орал на своего нерадивого аспиранта, которой уже как две недели не появлялся. Я не понимаю, почему Мишка просто не бросит это бесперспективное занятие. Из него ученый — как из меня балерина. Но он упертый, пообещал родителям, что сделает это и делал. Через одно место, конечно. Но делал.
Я дождалась, когда он уйдет и оправилась на поиски Любашки. К сожалению, на месте ее не оказалось.
— Тимофеева вообще здесь появляется? — недовольно интересуюсь у одного из сотрудников, — или занята тем, что красоту наводит?
Он весьма выразительно усмехается, дескать чего еще от нее ждать, и по секрету сообщает:
— Здесь она, в кафе наше вузовское пошла. Кофе выпить, ибо, — он надул губы и по-коровьи захлопал глазами, изображая ее, — сил никаких нет работать в такой обстановке, да еще и с утра пораньше.
Получилось очень смешно, и я не выдержала, прыснула со смеху, хотя на самом деле настроение совершенно не располагало к веселью.
Эта Любаша мне все никак покоя не давала. Я даже по ночам стала ее видеть. Чего она там только не вытворяла: и трусы снимала, демонстрируя моему парню очередную тату на причинном месте, и подставляла меня, откуда-то взяв гадкие фотографии с обнаженкой и десятью возбужденными мужиками, и даже в платье подвенечном рука об руку с ним стояла. Скажем так, картинки не для слабонервных