Звонок сорвался. И тут же снова.
— Чего тебе? — лениво.
— Мих! — глухо прошипел в трубку Измайлов, будто прикрывал динамик ладонью, чтобы не услышали другие, — если у тебя в кабинете кто-то есть — гони всех на хрен. Немедленно!
— Что за…
— К тебе Русина идет!
— Злата, — от неожиданности он дернулся так, что чуть со стула не свалился. Послышалось, наверное.
— Да! Она! — голос у Женьки был какой-то ошалевши растерянный, — Мих, кажется, она….
Краев не дослушал. Скинул звонок и как бешеный начал наводить порядок на столе, как будто это имело какое-то значение. А в голове гремело только одно.
Она здесь!!!
Те минуты, пока Злата поднималась на второй этаж, показались ему бесконечными. На миг даже решил, что она передумала и повернула обратно, но вот в коридоре раздался уверенный перестук каблучков.
У него аж спина взмокла от волнения. Полгода почти прошло с того дня, как она уехала, а легче не стало. Раны так и не затянулись, сердце не отболело и отказывалось верить, что все закончилось.
Даже сейчас, понимая, что навряд ли спустя столько времени она заявилась чтобы помириться с ним, Миша испытывал какую-то дикую, ничем не пробиваемую надежду.
Шаги оборвались рядом с его дверью. Секундное затишье, потом стук. Легкий, и в то же время резкий и отрывистый.
— Дыа, — голос сорвался. Пришлось прокашляться, прежде чем удалось ответить нормально, — Да!
Деверь распахнулась и в проеме показалась Злата. Она неуверенно заглянула в кабинет и, увидя, Краева тут же нахмурилась.
— Привет, — только и смог выдавить он.
Сердце дробило в груди, мешая нормально дышать.
Злата… Златка! Хотелось броситься к ней, но прохладный взгляд без единой эмоции не располагал к бурному приветствию.
— Здравствуй, — спокойно произнесла она и шагнула внутрь.
Красивая. Темные волосы шелковыми волнами по плечам, яркие губы, румяные с мороза щеки. На ней были сапожки без каблука, бежевое пальто до колен. Какое-то широкое и невнятное. Она выглядела в нем, как будто беременная.
Беременная?!
Он вытаращился на ее живот так, что напрочь забыл о том, что надо дышать. Только когда в висках застучало, а грудь заломило от нехватки воздуха, сделал громкий судорожный вдох.
Русина, как ни в чем не бывало, подошла ближе и остановилась перед его столом.
— Уделишь мне пару минут?
— Что? — перевел на ее лицо ничего непонимающий взгляд.
— Я говорю, выдели мне немного своего драгоценного времени, Краев. Поговорить надо. Обещаю, надолго тебя не задержу.
— Да, конечно, — он подскочил на ноги и подвинул стул ближе к ней, — присаживайся.
— Спасибо, — Злата вежливо улыбнулась и аккуратно опустилась на самый край.
Повисла тишина. Она не спешила начинать разговор, а он попросту забыл все слова, и всеми силами пытался не пялиться на ее живот. Не получалось ни черта. И притворяться, что якобы не замети ее положения, было глупо.
— Злат, ты… — кивнул на живот, — беременная?
Она не стала стебаться, говорить, мол надо же какой глазастый и сообразительный, просто согласилась.
— Да.
Ее спокойствие обжигало. Он сам-то еле держался.
— Отец?
— Ты, — ни малейшей попытки скрыться и отрицать, — собственно говоря, вот на эту тему я и хотела с тобой пообщаться.
Он отец…
В ушах гремели ее слова. Отец. Аж кишки свело от такой новости, и сердце, которое и так едва справлялось, теперь и вовсе металось по всему организму, то затихая где-то в области живота, то судорожно сокращаясь где-то на затылке.
Затопила какая-то дикая, ни с чем несравнимая радость от того, что будет ребенок. У нее! От него! И губы сами расплылись в блаженной улыбке, только она завяла, стоило только напороться на ее прямой, совершенно равнодушный взгляд.
Краев дернул воротник полувера, который внезапно превратился в самую настоящую удавку.
— Внимательно слушаю.
Она кивнула, совершенно по-деловому, будто собиралась обсуждать не малыша, а деловой контракт с поставщиком стройматериалов.
— Как видишь, наши с тобой прошлые отношения, но обошлись без последствий, — положила руку на свой круглый, отчаянно выпирающий живот.
— Какой срок?
— Уже восемь месяцев, даже чуть больше. Мы когда расстались я, оказывается, на третьем была, и даже не догадывалась об этом, — развела руками, — увы, так бывает.
Не было ни дня, чтобы он не вспоминал ту пьяную выходку с Тимофеевой. От этих воспоминаний тошнило и нестерпимо хотелось залезть под горячую воду и драить себя, пока шура лохмотьями не начнет слезать, а теперь еще хуже стало.