На меня накатывает слабость. Впервые с нашего расставания он так близко. Впервые чувствую прикосновения, тону в них. Это почти так же, как прикасаться к оголенным проводам. Больно, но отпустить невозможно
— Я пытаюсь, Злат. Ты же видишь! Отмотать назад время и переписать прошлое мне не по силам, но я стараюсь здесь и сейчас.
— Надо же, какой молодец, — ядовито выплевываю, но он пропускает мою язвительность мимо ушей.
— Я хочу быть с вами, хотя бы так. Хочу видеть, как растет сын. Каждую мелочь.
— Ммм, — понимающе киваю, — ради него стараешься?
— Ради нас всех.
— Не надрывайся. Настрогаешь еще одного, а может пяток.
Его задевает мой пренебрежительный тон. Я чувствую, как деревенеет рука на моей талии, как весь он превращается в неподатливое каменное изваяние. На скулах играют желваки, во взгляде — тьма, смешанная с горечью.
Ему хреново. Настолько, что не может удержать дыхание. Широкая грудь надрывно поднимается и опадает.
— Не смотри на меня так! Я уверена, Любаша, или какая-нибудь другая звезда, которая окажется рядом в нудный момент, не откажется раздвинуть ноги, а потом подарить тебе еще одного сына, или дочь, — продолжаю лупить злыми словами, — и тогда об Артеме ты и не вспомнишь.
— Кроме вас мне никто не нужен, — цедит по слогам, — и единственное чего я хочу — вернуть все, как было.
— Смеешься? Как было? Ты сам это «было» растоптал и утопил в грязи.
— Знаю, — едва слышно
— Раз знаешь, то зачем мучаешь? Заново вскрываешь раны, заставляя переживать это снова и снова?
Миша мрачнеет на глазах:
— Ты никогда меня не простишь? Да? Что бы я не сделал? Как бы не пытался…
— Да что ты делаешь? — фыркаю, вкладывая все свое пренебрежение, — только глаза мозолишь, да жить нормально мешаешь.
Он замолкает. Тяжело сглатывает и отступает, убирая от меня руки. Тут же становится холодно, и предательская дрожь проходит вдоль позвоночника.
Мы смотрим друг на друга. Убивая взглядами, разрушая, причиняя боль. Черная бездна между нами ширится и ликует, упиваясь своей победой.
Краев подносит кулак к губам, медленно в него выдыхает, словно собираясь силами, потом начинает говорить, и в его голосе нет ни единой искры:
— Я люблю тебя, и чертовски сожалею о том, что натворил. Но как бы я не был виноват перед тобой, Артема отобрать не позволю. Если не сможем договориться сами, придется решать через суд.
— Ты угрожаешь мне? — я аж поперхнулась.
— Нет. Просто хочу, чтобы ты поняла — в жизни сына я буду участвовать, хочешь ты того или нет. Наши с тобой проблемы — только наши. Он ни в чем не виноват, поэтому не пытайся использовать его как рычаг, или способ меня наказать. Я уже наказан тем, что потерял тебя. Дня не проходит, чтобы я об этом не думал и не корил себя. Но если тебе так невыносимо рядом со мной — я смирюсь и больше не буду беспокоить, искать встреч или мешать твоим новым отношениям, — горько поджимает губы, замолкая на одно мгновение, которое кажется бесконечным, — но от него не откажусь. Никогда. Просто знай это.
— Проваливай отсюда, — шиплю, толкаю его в грудь, — уходи! Оставь меня в покое!
— Как скажешь, Злат, — Краев разворачивается и покорно выходит в коридор, а я задыхаюсь.
Кажется, сейчас в груди все растрескается и разорвется. Больно!
Я цепляюсь за столешницу и, низко склонив голову, пытаюсь продышаться, слушая как он обувается в прихожей, как плавно жужжит молния на пуховике.
— Закрой за мной.
Глухой, безжизненный голос вызывает у меня судороги. Выдыхаю, закрываю глаза, пытаясь совладать со своими ощущениями. Ничего не понимаю, все в белом тумане, звенит, вращается, бьется острой игрой в виски.
Иду следом за Краевым, а ноги как ходули — непослушные колени, то подгибаются, то прямые как спички.
Миша стоит у двери, исподлобья наблюдая за моим приближением. Он не прячется, не играет, все его эмоции как на ладони, и от них еще больнее.
— Звони в любой момент, если что-то понадобится. Я приеду. Или закажу доставку, чтобы лишний раз не попадаться тебе на глаза.
— Ничего не…
Вскидывает ладонь не позволяя закончить
— По сыну все обсудим позже. Когда эмоции улягутся. Сейчас не надо, — качает головой, запрещая мне говорить, — не надо.
Когда тянется к замку, я замечаю, как подрагивают его руки. Меня саму просто трясет, аж зубы клацают.
— Злат, я искренне хочу, что бы ты была счастлива. Прости меня, — быстрый взгляд, который разрывает изнутри. Я сейчас точно свалюсь в обморок. У меня нет сил.
Краев открывает дверь, на пороге сталкиваясь с моей мамой.