— Уже уходишь, Миш — удивляется она, переводя взгляд то на меня, то на него.
— Мне пора, Марина Владимировна, — Миша кривит губы, в тщетной попытке улыбнуться, — до свидания.
Проходит мимо нее и проворно, перескакивая сразу через несколько ступенек, несется вниз.
Я изо всех сил хватаюсь за косяк, чтобы не упасть, а мама провожает его испуганным взглядом, потом оборачивается ко мне и шепчет:
— Что случилось?
— Все хорошо, мам, — в горле ком, который невозможно проглотить. В груди-кровоточащая рана, а в душе пустота, которую ничем не заполнить, — все хорошо.
Не в силах больше держаться на ногах, я ухожу в свою комнату, забираюсь на диван под одеяло и стеклянным взглядом смотрю на спящего сына, не представляя, как жить дальше.
Глава 22
На дне лениво плескались остатки кофе. Краев нагнул кружку в одну сторону, подняв коричневые разводы почти до самого бортика, потом в другую. Был бы гадалкой, наверняка, смог бы рассмотреть в этой мазне что-то стоящее, какой-то знак, который помог бы узнать, как жить дальше.
Не хотелось ровным счетом ничего. Его самого до верха наполняло опустошение, приправленное изрядной долей горечи.
— Выглядишь, как труп, — как бы невзначай обронил Женя, плюхаясь на соседний стул, — все хреново?
— Все супер. Я бодр, весел, полон сил и жизненной энергии, — усмехнулся Миша и жестом показал официанту повторить.
Измайлов с досадой крякнул и тоже заказал себе кофе. Пока кружки не появились перед ними, оба молодых человека молчали. Наконец, Женя не выдержал:
— Злата?
Можно было и не спрашивать. Отношения с Русиной, вернее их руины — это единственное, что могло довести жизнелюбивого Краева до такого пришибленного состояния. Но надо было начинать говорить, надо было как-то выковыривать его той ямы, в которую он сам себя загнал.
Миша пожал плечами и двумя глотками осушил чашку. Горячо, горько и противно. Аж затошнило. Он зажмурился, приложив кулак к губам, перевел дух и кивнул.
— Что случилось?
— Я не знаю.
Измайлов уставился на него не скрывая недоумения.
— Как не знаешь?
— А вот так. Вчера было нормально, мы общались, даже почти без напряга, а сегодня все пошло по …
Проглотил грубое слово.
— Должны быть причины. Злата не самодурка!
— Должны, — уныло согласился Краев, — только никто мне их не сказал.
— Я не понимаю…
Михаил пожал плечами. Что тут сказать? Он тоже ни черта не понимал. Почему все, с таким трудом отвоеванные позиции обнулились в один миг, оставив после себя пепелище. Ничего же не было! Ни единой предпосылки. И тут взрыв, даже хуже, чем в начале. Тогда она по крайней мере не била словами так, что больно физически. Не продохнуть, не разогнуться, и кажется, что в груди дыра размером с кулак, из которой выплескивает отравленная кровь.
Тошно. Страшно. И не понятно, что будет дальше.
— Опять что-то натворил?
— Нет.
Когда что-то творить, если нигде не бывал кроме дома, работы и у Златы? И не было желания видеть кого-то еще, развлекаться и прожигать жизнь в пустую. Он поставил себе цель и все силы тратил только на ее достижение. Даже казалось, что справлялся, но сегодняшний армагеддон обрушил все иллюзии.
— Может, кто-то что-то сказал? — продолжал допытываться Измайлов.
— Да не знаю я! Все закрыли тему!
— Ни хрена не закрыли. Надо разбираться и решать проблему.
Краев тяжело сглотнут. Горький ком в горле ширился, мешая нормально дышать.
— Кажется…я не уверен, что хочу.
Эти слова упали тяжелым камнем, придавливая своей необратимостью.
— Не понял?
— Я устал.
— И?
— И все. Просто устал.
— А чего ты хотел? Наломать дров, а потом налегке вернуться обратно? Пройти по пути, выстланному лепестками роз, посыпать макушку пеплом и смиренно приползти к ее ногам? Мих, идиота не включай. Взрослый вроде мужик, должен понимать, что за поступки всегда отвечать надо.
— Я отвечаю, — он равнодушно пожал плечами, — только, кажется, на хрен это никому не сдалось.
Женя удивленно вскинул брови:
— Не понял.
— Ты повторяешь это уже в сотый раз.
— Так потому что реально ни черта не понимаю! Из твоего депрессивного мычания я уловил только, что вы поругались, ты получил от Златы на орехи и решил включить обиженку.
— Ничего я не включил! — Миша раздраженно дернул плечами.
— Еще как включил. Сидишь тут, сопли жуешь, себя жалеешь. Что тебя такого бедного несчастного отходили тапкой по наглой морде.