Хотя было в этом и приятное ощущение - не было боли. Совсем. Осязание, хоть и притупленное, было, а боли - нет. И это радовало.
Еще через полчаса субъективного времени меня переложили на каталку и увезли в недра больницы. Как я понял по резко упавшей температуре воздуха - в морг. И это принесло новое испытание на мою голову - боль вернулась сторицей! Любому станет больно, если ему разорвать грудную клетку и начать вытаскивать внутренности! Когда сверлят череп, чтобы взять материал для биопсии мозга. Когда берут на анализ костный мозг. Если бы я был жив - умер бы, без шансов.
Наконец, меня зашили и выдали диагноз - причиной смерти стала сальмонелла. Можно хоронить. Тут моя уверенность в летаргической теории сильно пошатнулась. Сложно продолжать жизненный цикл без легких, печени и ЖКТ. Да и мыслить без половины мозга затруднительно, если я ничего не путаю.
Здесь я чуть не начал молиться - я очень хотел, чтобы Толик вспомнил о моей просьбе. Я надеялся, что тогда окончательно сдохну. Как же я ошибался... Когда меня положили в печь крематория, я понял, что если ад и существует, то он не такое уж и горячее местечко. Я вернул зрение, когда вместе с кожей сгорели мои веки. Я не потерял ни его, ни слух, когда вместе с мышцами и органами сгорели мои глаза и барабанные перепонки. Я потерял лишь веру во что-то светлое и хорошее.
Боль ушла вместе с последней догоревшей костью. От моего тела остался лишь жирный пепел, но я продолжал жить. Я продолжал мыслить, ощущать этот мир, слышать и созерцать его. Не мог я лишь двигаться. Ну нет мышц у горстки пепла, как ты не крути.
Боже, я ощутил себя кучкой говна, когда санитар веником сгребал меня в совок и пересыпал в урну. Это прозвучит глупо, но в тот момент я ощущал каждую частичку пепла, оставшуюся от моего тела. Очень странное ощущение.
В урне я был в тишине и покое. Почти никаких звуков не доносилось снаружи. Вот он, загробный покой. Где-то в этот момент я почти перестал чему-либо удивляться. Честно говоря, я почти смирился с тем, что осяду в иле на дне реки, коротая вечность с сомами и раками. Свой собственный личный ад... Не сложилось. Не знаю, к счастью или к сожалению.
Когда крышка урны открылась, я на секунду ослеп. А еще через секунду я летел в неведомую мне сторону, подхваченный буйным весенним ветром. Это было... прекрасно! Я всю свою сраную жизнь мечтал полетать, а теперь, после... смерти. Да, назовем вещи своими именами, я умер! И вот теперь, после смерти, я лечу!
Ветер нёс меня прочь от прошлой жизни, солнце грело сверху... Я вспомнил жар печи крематория, он будто въелся в меня навсегда... И я просто выплеснул его наружу. Не могу описать, как именно я это сделал, просто захотел - и получилось! И вот, маленький огненный вихрь летит в будущее, спалив при этом небольшую рощицу... Я случайно, честно!
Жар поднимает меня ввысь, ветер увлекает все дальше... Вверху холодно. И чем выше, тем холоднее, тем ближе по ощущениям к тем ледяным оковам смерти, сжавшимся на моём горле сразу после моего последнего вдоха. Я остываю, я покрываюсь инеем, я сам начинаю источать могильный холод... Опускаюсь... вижу под собой незнакомый город. Я не мог улететь далеко, но в этом городе я еще точно не бывал - не узнаю его очертаний. Я успокаиваюсь, немного теплею, стараясь сохранять тот хрупкий баланс, поддерживающий мой полёт... Но у ветра другие планы.
По пути часть моей "тучи" осыпалась вниз - это был не я, это был пепел от того гроба, в котором меня сожгли, я же остался маленьким, невесомым облачком. И вот, поток воздуха резко сменил направление, и я увидел перед собой открытую форточку...
***
Шумно отдуваясь, Богдан повернул ключ в замочной скважине и едва не выругался на весь подъезд -- дверь в квартиру едва не вырвало мощным сквозняком от незакрытой форточки. Зайдя внутрь, он бросил пакет с едой на стол, кинул пару чайных пакетиков в полулитровую кружку, стоящую на столе, добавил восемь ложек сахара и залил кипятком из недавно закипевшего чайника. Сквозняк, ворвавшийся в его квартиру лишь немного разметал салфетки на столе. Единственное, чего Богдан не заметил по своей типичной рассеянности - маленькой горстки серой пыли на дне его любимой кружки.
Внезапно прошедшая изжога, мучавшая его с самого утра, станет для Богдана последним радостным событием в этот день. И не только потому, что соседи за стеной снова начали громко выяснять отношения.
***
Сука. Меня выпили. Меня банально залили кипятком и выпили, как грёбанное лекарство, позволив увидеть богатый внутренний мир! Никому не пожелаю побывать в роли эндоскопа. Узко, темно, склизко и воняет. А еще меня начала разъедать желудочная кислота. Однако, от того, чтобы снова разогреться и сжечь этого мерзкого жирдяя, меня остановила одна мысль: если я уж и так попал в необъяснимую ситуацию и начал делать необъяснимые вещи, то зачем на этом останавливаться? Вдруг это мой второй шанс? Терпение, друг мой, терпение.