— Джентльмены, если вы не остановитесь, — решительно начал он, — вам придется иметь дело не только со мной, но и с доктором Бруксом. Мы привлечем вас к суду за негуманное отношение к пленным.
Майор Магрудер отшвырнул скальпель.
— Вы что же это — угрожаете мне, Латимер?
— Нет, майор, — почти ласково отозвался Коул. — Я только обращаю ваше внимание на то, что подобное обращение с военнопленными недопустимо для главного врача госпиталя.
— Слишком много на себя берете, капитан! — Майор Форбс предостерегающе поднял палец.
Коул невозмутимо заложил руки за спину.
— Очень может быть, но зато я могу надеяться, что если сам окажусь в подобном положении, кто-нибудь попытается спасти и мою ногу.
Магрудер фыркнул:
— Раз уж вам так дорог этот мятежник, забирайте его чертову ногу вместе со всем остальным, но предупреждаю: такая попытка может стоить пациенту жизни…
Ответа он не дождался: Коул Латимер с помощью доктора Брукса уже принялся за работу.
Элайна то и дело заглядывала в операционную, опасаясь, что солдат не выживет. Когда капитан наконец отошел от стола, то, обнаружив ее на пороге, не очень удивился. Выждав минуту, он произнес:
— Будет жить.
— А нога? — с замиранием сердца спросила Элайна.
Коул медленно кивнул:
— Ее удалось спасти.
Увидев блеснувшую на чумазом лице полоску белых зубов, капитан невольно усмехнулся, но Элайна тут же вновь нахмурилась и, смущенно кивнув, отправилась продолжать работу.
Бобби Джонсон постепенно поправлялся, и морфин ему кололи все реже; однако когда Элайна останавливалась возле его койки и пыталась заговорить с ним, он только отворачивался.
Утром, после ночной грозы, Элайна обнаружила, что Бобби сражается с бумагой и пером, пытаясь написать письмо. Подметая пол, она то и дело подходила ближе, пытаясь разглядеть плоды его трудов. Лист бумаги был испещрен чернильными кляксами, строчки наползали одна на другую.
— Никто не сумеет прочесть это!
Перо в руке солдата остановилось. Он скомкал лист бумаги и со сдавленным всхлипом швырнул его в стену.
— Эй, янки, зачем ты прибавляешь мне работы? Резкий ответ последовал незамедлительно:
— Это ты, мятежник, изувечил меня на всю жизнь. Элайна ахнула:
— Разве не по вине янки на кладбищах города не хватает мест?
Солдат беспомощно замотал головой:
— Лучше бы мне умереть и быть похороненным! А что теперь? Вернуться домой и стать обузой для жены? Я не могу так поступить с Дженни! Кому нужен слепой муж?
— Сдается мне, янки, она будет рада уже тому, что ты вернулся домой.
— Меня зовут не «янки»!
— Знаю. Ты Бобби Джонсон. Мы познакомились возле операционной.
Последовала длинная пауза.
— Это ты, Эл?
— Угу.
Бобби Джонсон тяжело вздохнул:
— Похоже, я начал слишком часто жалеть себя.
Элайна долго смотрела на юношу, всем сердцем желая утешить его. Наконец она решилась:
— Я редко читаю, но иногда у меня выдается свободная минутка. Хочешь, я почитаю тебе что-нибудь?
— Это было бы замечательно.
В последующие несколько дней девушка спешила закончить работу пораньше, чтобы посидеть рядом с Бобби и почитать ему. Вскоре он начал отзываться на ее шутки и даже продиктовал ей два письма — матери и жене.
Как-то, дочитав последнюю страницу коротенького романа и закрыв книгу, Элайна заметила на лице Бобби Джонсона тревожное выражение.
— В чем дело? Тебе не понравилось? — озабоченно спросила она.
— Понравилось, — с расстановкой ответил Бобби. — Но я заметил, что пока ты читал, твой голос… стал мягче. И, похоже, ты учился, хотя и пытаешься скрывать это.
По спине Элайны пробежал холодок.
— А еще я понял, что ты вовсе не Эл. — Солдат взял ее за тонкое запястье. — Ты — женщина, девушка. Да, да, девушка! Как тебя зовут по-настоящему?
— Элайна, — прошептала она.
— Сколько тебе лет? — Его пальцы скользнули по руке Элайны.
— Мне уже семнадцать. — Она прикусила губу. — Ты никому не скажешь?
— Объясни, почему ты хочешь, чтобы тебя принимали за юношу, и тогда я решу.
Нехотя Элайна изложила причины своего перевоплощения — у нее просто не оставалось выхода.
— Меня обвинили в шпионаже. Теперь решай. От того, какое решение ты примешь, зависит моя свобода.
Прошло несколько минут, прежде чем Бобби негромко произнес:
— Мне всегда нравилась история Оливера Твиста. Ты почитаешь мне эту книгу, Эл?
Слезы облегчения подступили к глазам Элайны; в растерянности она начала оправлять простыни.
— У моего дяди есть эта книга. Завтра я принесу ее. — Уже собираясь уходить, она вдруг спохватилась: — А ты ничего не скажешь капитану Латимеру?
— Ничего, пока в этом не возникнет необходимость, — заверил ее Бобби.
Дождь никак не желал заканчиваться; к воскресенью исчезла всякая надежда на то, что небо прояснится. Тучи нависли над самыми крышами домов, по мощеным тротуарам неслись целые потоки грязи. За неделю Элайна навела в госпитале идеальную чистоту и даже после тщательного осмотра палат уже не могла найти себе занятие. Когда она собралась уходить, ее внимание привлекли грязные следы на мраморном полу просторного холла. Оставить пол в таком виде девушка не могла, хотя и понимала, что понадобится немало усилий, чтобы вернуть мраморной мозаике изначальную красоту.
Прошло не меньше четверти часа, прежде чем она выпрямилась и удовлетворенно оглядела свою работу. В это время с улицы до нее донеслись громкие голоса. В дверь вошли несколько офицеров и двое штатских; они торопливо пересекли холл, оставляя грязные отпечатки подошв на полу.
С досадой схватив тряпку, Элайна погрузила ее в ведро и снова принялась что было сил тереть пол. Когда она уже заканчивала работу, дверь снова широко распахнулась и еще одна пара обляпанных грязью сапог оставила жирные черные следы на мраморе.
На миг Элайна замерла, а затем громко заявила:
— Эй, янки, а ну вытри…
— Прочь с дороги, болван!
Ее грубо толкнули, и она чуть не упала. Жак Дюбонне с надменным видом прошествовал мимо, не обращая внимания на следы своих сапог, но затем вдруг остановился в нескольких шагах от девушки и, оглянувшись, спросил:
— Может, ты знаешь, где мне найти доктора?..
Он не договорил: издав чавкающий звук, тряпка угодила ему в лицо. Дюбонне взмахнул руками, пытаясь удержаться, и тут же оказался облитым с ног до головы грязной водой из ведра. В ярости он выхватил из кармана нож.
Увидев, как сверкнуло в его руке стальное лезвие, Элайна попятилась и приготовилась бежать, но тут огромные черные ручищи обхватили ее сзади. Неистово лягаясь, она попыталась вырваться, однако это ей никак не удавалось. Перекошенное от бешенства лицо человека с ножом придвигалось все ближе.
— А ну, стойте! Что здесь происходит? — послышался с лестницы резкий окрик.
Коул уже собирался уходить, однако странная группа перед дверью заставила его остановиться.
Жак поспешно спрятал нож, но чернокожий гигант даже не пытался выпустить пленницу. Руки Элайны затекли; ведро, с которым она до сих пор не расставалась, выпало из ослабевших пальцев и с грохотом покатилось по полу.
Капитан не спеша приблизился.
— Отпусти мальчишку, — требовательно произнес он. — Если понадобится, я сам накажу его.
Негр не шевелился.
— Отпусти, я сказал! — Капитану не осталось ничего другого, кроме как расстегнуть кобуру и достать из нее пистолет, но тут Жак что-то произнес на непонятном языке, и великан, улыбнувшись, широко развел руки. От неожиданности Элайна не удержалась на ногах и, упав на пол, громко вскрикнула от боли.
Дюбонне, прищурившись, не спеша оглядел ее.
— Кажется, я вспомнил! Этот плыл со мной на пароходе. — Он недобро усмехнулся. — Имей в виду, с сегодняшнего дня ты мой должник, и в следующий раз я потребую то, что мне причитается.
Пока Элайна пыталась подняться, Жак снял промокший сюртук и с недовольным видом обернулся к капитану.
— Видите? — Он указал на свой окровавленный рукав. — Это рана. Я пришел к врачу, а маленький ублюдок…