Тимур даже возбудился слегка от этих мыслей, и он обратился к русалкам с такими словами:
– Я, пожалуй, пойду с вами. Но взамен хочу незабываемую ночь и море ласки. Вы можете мне это гарантировать?
– А что, по нам не видно? – удивилась красивая.
– Ну что ж, тогда веди нас, Сусанин.
– Сам ты Сусанин, – огрызнулась русалка и в течение следующего часа доказала гостю, что не имеет ничего общего с упомянутым народным героем.
Она без труда вывела Тимура к табору прямо через лес, хотя в глубине его не было никаких тропинок.
Тайну этого пути русалка гостю не открыла, но он все равно узнал ее очень скоро.
Оказывается, надо просто идти на запад до реки, а оттуда – вниз по течению, и попадешь прямиком к центральному костру.
Когда русалки и Тимур достигли места назначения, их окружила пестро раздетая толпа, где далеко не все были облачены так же легко, как спутницы Гарина, но почти все – гораздо легче, чем это принято в приличном обществе. Некоторые были одеты в татуировку или боевую раскраску (косметика, которую в изобилии натащили в табор профессиональные жрицы любви, по местной моде использовалась для украшения не только лица, но и других частей тела). Другие имели на себе изделия из ткани – от штанов, шорт и набедренных повязок до длинных цыганских юбок.
Одна девушка, щеголявшая в такой юбке, похвасталась, что выменяла ее у настоящей цыганки. Оказывается, несколько дней назад неподалеку от табора туристов и натуристов появился табор настоящих цыган. В городе им стало слишком голодно, и московские цыгане решили вернуться к кочевому образу жизни. У них были даже лошади, и главная новость дня заключалась в том, что одну из кобылиц задрал лев.
– Тут есть львы? – удивился Тимур, до которого доходили слухи, что всех львов, сбежавших из зоопарка, постреляли в городе и его окрестностях.
– А как же, – ответила некрасивая русалка. – как минимум три штуки. Лев, львачка и львок.
– Что? – переспросил Тимур.
– А это я так в детстве называла львицу и львенка, – пояснила русалка.
– А людей они не едят? – поинтересовался Тимур.
– По идее должны, – ответила русалка, но так и не смогла привести ни одного живого примера.
Ближе к ночи, однако, история со львом и кобылицей отступила на второй план из-за другой важной новости.
В табор явился пророк.
Он был в белом балахоне и с посохом. Волосы его спадали до плеч и были выкрашены в белый цвет, а борода была рыжей и тоже крашеной.
Пророк вещал, что за озером, в которое впадает Москва-река, лежат Белые горы, священное царство Шамбала и божественный город Ксанаду, до которого могут дойти только праведники. И соответственно, он призывал всех праведников грузиться на корабли, чтобы спуститься вниз по реке к озеру с кристально чистой водой и подняться с его берегов на вершины гор, откуда можно увидеть долины рая.
От немедленной погрузки на корабли табор спасло только отсутствие оных. Но так или иначе, не меньше половины присутствующих мгновенно загорелись желанием посетить святые места и выразили готовность спуститься вниз по течению хоть вплавь. Русалки рвались в первые ряды, напирая на то, что они-то уж точно плавают лучше всех.
Масла в огонь подлил и Тимур, который был хорошо знаком с данными авиаразведки, проведенной в первые дни после катастрофы.
– А ведь за озером действительно есть горы, – сказал он своим новым подругам, и те впали от этого известия в экстаз, громко выражая желание отправиться туда немедленно. Тимур с трудом успокоил их обильными ласками и сам чуть не защекотал русалок до икоты.
К утру страсти несколько поутихли. Экспансивные табориты за ночь успели устать от любви и понять, что горы за озером никуда не убегут, а дорога туда неблизкая – по подсчетам Гарина, километров двести, если не больше. К путешествию надо подготовиться, построить корабли или хотя бы плоты. А некоторые и вовсе передумали отправляться в это путешествие – мол, нас и здесь неплохо кормят. Да и пророк с утра поменял тему и окатывал таборитов уже не описаниями Шамбалы, а абстрактными откровениями, в которых причудливо перемешивались христианские, буддийские и кришнаитские мотивы, обильно сдобренные плодами буйной фантазии самого проповедника.
«То ли еще будет», – подумал Тимур Гарин, потеряв надежду уследить за мыслью божьего человека.
В городе он на каждом шагу слышал пророчества о конце света, который то ли уже наступил, то ли вот-вот наступит, потому что уничтожив землю, Господь приготовил поле для Армагеддона – великой битвы добра со злом.
Шамбала по сравнению с Армагеддоном представляла собой далеко не худший вариант.
27
Вручая Варягу очередную порцию добычи, Пантера довольно улыбался. Не потому, что добыча была особенно большая – последнее время его преследовали неудачи, люди стали надежнее прятать свои ценности, а некоторые спешили избавиться от них и меняли свои кольца, серьги и браслеты на продукты питания с длительным сроком хранения.
Но во время последнего налета Пантера оттянулся по полной программе. Он нарвался на квартиру, где жили три фотомодели. То ли просто подруги, то ли сами себе любовницы – этого Пантера не разобрал, но казалось, что вся эта квартира просто пропитана сексом. С золотом и деньгами было хуже – девушки уже успели спустить все ценное, чтобы поддерживать себя в форме. И это им удалось: формы были – умереть, не встать.
На подъезде не было замка, а свою дверь эти дурочки открыли сами. Так что Пантере и его людям не пришлось шуметь, и о налете никто не узнал.
Девчонкам Пантера запретил кричать и приказал раздеться – и они подчинились в надежде, что с ними просто побалуются и отпустят.
Это уже потом та девица, которую Пантера выбрал для себя, по его совершенно безумным глазам поняла, что этот маньяк не выпустит ее живой. Но это вызвало у нее странную реакцию.
Говорят, ведьмы, приговоренные к костру, в ночь перед казнью отдавались своим тюремщикам с такой страстью, что тюремщики помнили об этом до конца жизни и тщетно пытались добиться того же от женщин, которым не грозила немедленная смерть. А некоторые ведьмы бросались в объятия палачей прямо у подножия костра.
И раньше – например, в Древней Греции, где нельзя было казнить девственниц и поэтому приговоренных к смерти невинных девушек перед казнью растлевал палач – нередко случалось то же самое.
И позже – например, в подвалах ЧК, где приговоренных к расстрелу ставили к стенке раздетыми донага, были случаи, когда женщины добровольно пытались отдаться палачам или собратьям по несчастью и проделывали это с жаром, отнюдь не свойственным для них в обычной жизни.
И теперь Пантера почувствовал то же самое. Он привязал фотомодель к кровати, заткнул ее рот кляпом и держал нож у ее горла – а она отдавалась ему так, словно всю жизнь мечтала именно об этом и все ее прежние романы и интрижки были лишь прелюдией к встрече с безумным грабителем, который хочет ее убить.
– Ты ведь убьешь меня? – в изнеможении прошептала фотомодель, вытолкав кляп изо рта.
Она уже успела услышать короткий вскрик своей подруги, которой всадили нож под ребро. Вторая умерла беззвучно – ее задушили прямо в процессе изнасилования.
– Там тебе будет лучше, чем здесь, – сказал Пантера, который в последнее время стал ехать крышей еще и на религиозной почве, поражая своих подельников откровениями о своей особой миссии – переправить как можно больше людей из мира несчастий и страданий в мир света и блаженства.
– Пожалуйста, убей меня быстро, – попросила девушка. – Я очень боюсь боли.
Смерти она уже не боялась и, наверное, подумывала о самоубийстве. Число самоубийств в городе после катастрофы подпрыгнуло в несколько раз и продолжало увеличиваться по мере того, как по Москве расползался голод. И среди людей, которые имели славу и деньги, это было особенно заметно – слишком большой была та высота, с которой им приходилось падать, и не всегда психика выдерживала такое крушение.