Но я обязана кое-что ему сказать. Все мои нападки на него – это чистой воды обида за момент, что был несколько лет назад. Недавний разговор с мамой, встреча с не мертвыми и смерть моего пациента показали, что все мы не вечные и тащить груз обид и недомолвок не нужно. Рано или поздно всё это перестаёт иметь хоть какое-то значение.
– Майкл? – произношу я и если это возможно, то его взгляд становится более внимательным. – Прости меня. Я хочу, чтобы ты был моим другом. Я действительно вела себя как ребенок и искренне прошу за это прощения. Но… Я… я не хочу тебя потерять.
Он молча разглядывает меня, потом отворачивается и смотрит в окно. Я задерживаю дыхание и внутренне напрягаюсь. Секунда. Вторая. Третья. Майкл снова возвращает свой пронзительный взгляд ко мне.
– Я всегда был твоим другом и даже самое ужасное ребяческое поведение этого не изменит. Ничто не в силах этого изменить.
Фу-у-ух.
– Спасибо, – шепчу я.
Думаю, он даже не представляет, как для меня важны эти слова.
– Всегда пожалуйста.
Мама спускается вниз и, подходя к нам, говорит:
– Майкл, я не думаю, что тебе нужно сегодня уезжать.
Так ты снова уезжаешь?
Отвожу взгляд в сторону и понимаю, что новость о его скором отъезде всё же бередит душу. Когда мы увидимся в следующий раз? Увидимся ли вообще?
– Нужно, Джей, – уверяет Майкл.
– Завтра Гриро отправит отряд, и…
Майкл не дает маме договорить, перебивает её:
– Сколько отрядов ты уже отправила? Три? Четыре?
Мама поджимает губы и отвечает:
– Семь.
– Ты же сама понимаешь, что это расточительно. Людей и так немного, и неизвестно, что будет, если Майкл не вернется. Ты должна собрать вокруг себя самых преданных, а не отправлять их на смерть.
Что Майкл имеет ввиду? Для чего маме люди вокруг неё?
– Он вернется! – говорю я, даже в мыслях не могу представить другого варианта. – Папа обязательно вернется.
Но взгляды Майкла и мамы рушат мою надежду. Мне становится так неприятно оттого, что они не верят в папу так, как я. Он ведь никогда нас не подводил и сейчас не подведет.
Мама берет мои руки в свои и сжимает их.
– Надежда – это неплохо, но ты должна быть готовой к любому раскладу. Понимаешь?
– Нет. Я не готова к тому, чтобы потерять вас обоих. Это…
– Джил, ты сильная. – Уверяет мама.
– Нет. – Спорю я. – Я слабая. Мама, я вообще не сильная и никогда такой не была. Я…
Мама улыбается, но улыбка настолько печальная, что я чувствую горечь во рту.
– Детка, ты лучшее, что есть у нас с папой и когда-либо было, но если что-то произойдет, то ты должна держаться рядом с Гриро. Не отходи от него ни на шаг, пока не приедет Майкл.
Бросаю взгляд на парня и спрашиваю у мамы:
– Почему именно Майкл?
– Потому что тебя я доверяю только ему, – уверенно произносит мама и сильнее сжимает мои руки.
Повисает тишина, которую нарушает Майкл:
– Джей, мне пора. Держись тут. – Говорит он и обнимает маму. – На всякий случай я оставляю Истона здесь, пусть присмотрит за Джил.
– Хорошо. – Отвечает мама и слегка прикасается ладонью к его щеке, отнимает руку, и печальная улыбка скользит по губам.
Они выглядят ровесниками, но когда мама была в лапах Сенатора, немного поехавшего правителя Подземелья, то обнаружила маленького мальчика в клетке. Она спасла его и, несмотря на то, что большую часть жизни Майкл прожил в Хелл, он для моей мамы как сын. В их жилах течет разная кровь, но они одни из самых родных друг для друга людей на планете.
– Береги себя, – шепчет мама.
Майкл отстраняется от неё и, посмотрев на меня, говорит:
– Скоро увидимся.
Майкл уходит, а я так и продолжаю смотреть на дверь, что закрылась уже пару минут назад.
Глава четвертая
Джил
Прошло четыре дня, как я вернулась домой. Основную часть времени я провожу с мамой. Мы много болтаем и вспоминаем старые времена. При свете солнца она всегда выглядит безупречно и уверенно. Мы стараемся обходить тему о возвращении папы, но ночами я слышу, как она тихо плачет, лежа одна на большой и пустой кровати.
Я слышу, но не иду к ней.
Моя мама закрытый человек, и я знаю, как ей важна картинка уверенной и сильной женщины. За все девятнадцать лет я ни разу не видела её слез. Ни единого раза! Вот она действительно сильная. Только оставшись наедине сама с собой, мама позволяет печали захватить её. Лишь папе позволено делить с ней невзгоды.
Я же другая. Мне повода для слез не нужно. Я могу заплакать практически от любого момента. Если увижу маленького брошенного котенка или стукнусь мизинцем о тумбочку. Меня легко растрогать или обидеть. Я куда более осторожная и даже трусливая, чем моя мама.