Гай озадаченно посмотрел на разозлившуюся девушку, не зная, что делать.
Она повторила жест и «перевела»:
– Я говорю, поцелуй меня!
– Ага, – Гай постарался разрядить атмосферу шуткой, – я тебя поцелую, а потом опять у позорного столба весь день проторчу.
Она резко развернулась и, схватив мешок, направилась в сторону Эндернерда.
– Подожди! – Гай побежал следом. – Я же пошутил. Элислая, честно! Была б моя воля, то я бы целовался с тобой под каждым кустом и деревом!
Девушка не оборачивалась, но издала в ответ звук похожий на смешок. Гай хотел исправиться, но им на встречу шла Игги. Она очень обрадовалась, увидев Элислаю. После того, как они обменялись приветственными жестами, Игги спросила:
– Маленькая моя, но почему ты открыла портал так далеко от деревни?
Ответ снова пустил сердце Гая вскачь.
– Просто захотелось побывать в одном очень важном для меня месте. Там, у берега реки.
Лекарь хотел поговорить с девушкой, но им постоянно мешали эндернердцы, пришедшие пообщаться с гостьей. А Полди предложил сообразить праздничный обед в складчину, и они сидели и общались почти до самого рассвета. Потом Элислая пошепталась с Лемроком. И только когда девушка пошла мыть посуду, Гаю удалось выскользнуть следом.
По пути к нему прицепился Руэ, требуя принять участие в опытах Кобуса, но Гай шикнул на него и парнишка отстал.
«Эта замечательная традиция, когда гости моют посуду в доме принимающей стороны, оказалась вдвойне полезной!» – думал он, надеясь, что Элислая одна. К счастью, так и оказалось.
– Послушай, я… не хочу возвращаться в Твиндорр, – сразу же выпалил Гай, безо всяких предисловий.
– Ты с ума сошел! – девушка оторвалась от своего занятия и уставилась на лекаря.
– Нет, не сошел, – возразил он. – Я согласен вернуться в свой мир лишь при одном условии.
– Каком?
– Ты вернешься вместе со мной и останешься в Твиндорре.
Тарелка выскользнула из пальцев и, булькнув, ударилась о дно кадушки.
– Я не могу!
Гай подошел к ней и поцеловал.
– Есть ли на этом свете хоть что-то, что может изменить твое решение? – спросил он через пару минут, все еще сжимая девушку в объятиях.
– Да, – ответила она, бросив печальный взгляд на бледнеющий Фатум. – Страницы Книги Огня.
Каким же было ее изумление, когда Гай извлек те самые страницы словно из ниоткуда.
– Милость Фатума! Это же!.. Это же!.. – она вытерла руки о штаны и, прежде чем взять их, провела по ним пальцами, словно не верила, что они настоящие. – Где ты их взял?
– Помнишь, мы думали, что их украл Кворк? Так вот, я он их не брал. По счастливой случайности, мальчишка… Как его?.. Маур увидел, как я прячу пластины, а потом присвоил их себе. Маленький хулиган! С ними играла малышка Бригит. Я выменял их…
Однако Элислая уже не слушала, она умчалась обратно в дом, оставив Гая на заднем дворе слушать трели ящериц и наблюдать за стремительно бледнеющим Фатумом.
Опасения Гая подтвердились: с той злополучной ночи Элислая исчезла вместе с Лемроком. Расстроенный лекарь слонялся без дела, а на все слова утешения, звучащие из уст Кобуса, он лишь равнодушно пожимал плечами.
– Ты думаешь, что я не расстроился? – ласково ворчал ученый. – Обещали вернуть меня в мою ненаглядную лабораторию, как только отобьют Терм, а я все еще здесь. Небось беженцы раньше нас вернулись. Поэтому, мальчик мой, смирись и потерпи. Мне тоже хочется в Терм не меньше твоего.
«Пускай считает, что мне нужно в Терм – не жалко!» – думал Гай, глядя на прикрепленную к стене карту Флоры. Элислая так спешила, что забыла взять карту. Место, где находилась Длань Фатума было расчерчено разноцветными линиями и крестиками. Судя по всему, они были призваны отображать текущую картину боевых действий. Сейчас Длань Фатума находилась на территории людей-птиц.
«Яйца они несут! – мысленно усмехнулся Гай. – Уму непостижимо!»
За дверью послышался знакомый топот – так топал один лишь Руэ. Ему это казалось смешным. Как и пародии Гая на Кобуса. Лекарь нацеплял найденные гогглы с треснувшим стеклом, сутулился и шаркал ногами. Выходило не очень похоже. Прежде всего из-за разного цвета волос и большой разницы в возрасте. Но у Гая было такое забавное выражение лица, что Руэ всегда смеялся.