Рафал догадался, что он-то и есть тот зверь, на которого устраивают эту облаву. Ему все еще было холодно, но понемногу им овладевало какое-то ледяное спокойствие.
Через несколько минут в класс вошел один из учителей и позвал Рафала в кабинет проректора. Когда они оба вошли туда, глазам подсудимого представился весь ареопаг учителей, оживленно что-то обсуждавших. Проректор подошел к Рафалу и, строго глядя ему в глаза, спросил по-немецки:
– Где ты был сегодня ночью с Цедро?
Рафал молчал.
– Если ты принесешь искреннее раскаяние и признаешься во всем, то можешь еще смягчить наказание. Где вы оба были? Отвечай сейчас же, не тяни… Только этим… Ты слышишь, что я говорю?
Фантастические оправдания, тысячи мыслей вихрем кружились в голове преступника, но он не издал ни звука.
– Ты будешь отвечать? Мы все знаем. Где ты был сегодня ночью?
– На реке.
Лица учителей вытянулись, глаза широко раскрылись.
– На Какой реке?
– На Висле.
– Что ты там делал?
– Ловил раков.
– Ты с ума сошел! Зимой! В оттепель… Ты что, издеваешься над нами, негодяй! Говори, что ты там делал?
– Катался на лодке.
– Чьей?
Рафал снова умолк и вобрал голову в плечи так, точно хотел спрятать внутрь, запереть на ключ все, что он мог бы сказать.
– Кто кого подговорил: ты Цедро или он тебя?
Рафал молчал.
– Кто кого подговорил? Слышишь?
– Слышу.
– Ну?
– Я его.
– Так ты убил его. Он ведь умрет. Отвечай: зачем ты ушел из дому ночью и зачем потащил его с собой?
Возмущенное самолюбие и ярость внезапно проснулись в душе Рафала. Он весь затрясся и совсем закусил удила.
– Я ушел из дому и делал то, что мне вздумалось! – громко и дерзко сказал он, показав в усмешке все зубы.
– То, что тебе вздумалось? Вот как! – прошипел проректор. – То, что тебе вздумалось… Постой же, братец, сейчас ты у меня заговоришь другим языком…
– Ничего не скажу, хоть на куски меня режьте!
– Скажешь!.. – взвизгнул проректор.
– Ни одного слова!
Проректор в бешенстве с трудом нащупал ручку двери. Отворив дверь, он визгливым голосом позвал через весь коридор:
– Филипп!
Но в это мгновение Рафал, как уж, проскользнул за его спиной и широким шагом направился в противоположный конец длинного коридора. Там он остановился в глубокой нише окна… За ним, не спеша, последовал Филипп, а в нескольких шагах от последнего, покачиваясь на огромных бедрах, застучал каблуками юфтовых сапог служитель Михалек. Из всех дверей выглянули блестящие от любопытства глаза школьников; но преподаватели разбежались по классам и заперли двери. В коридоре остался только проректор с педелями. Когда Филипп был всего в нескольких шагах от Рафала, тот вынул из кармана длинный складной нож в костяной оправе, ценный подарок дяди Нардзевского, незаметным движением открыл его и, сжавшись, стал терпеливо ждать.
– Не лучше ли добром… – кротко улыбаясь, тихо сказал Филипп. – Всыплю легонько тридцать и fertig.[59] Честное слово: легонько drajsig[60] – и все.
– Ну-ка, подойди, ангел мой Филиппок, подойди…
Педель, видимо, заметил спрятанный в рукаве нож, потому что лицо его покрылось мертвенной, зеленой бледностью. Глаза сверкнули страшной яростью.
– Нож у него… – сказал он вполголоса проректору.
Филипп приказал своему помощнику зайти с другой стороны.
Рафал хрипло процедил сквозь зубы:
– Прочь, хамы, а то кишки выпущу.
В ту же минуту Михалек, вытянув лапы и тяжело сопя, двинулся прямо на него. Проректор, наблюдавший на почтительном расстоянии всю эту сцену, увидел блеск клинка и кровь, но тотчас же заметил, что Михалек вырвал из рук Рафала нож. Служитель отшвырнул одной рукой нож, а другой, из которой хлестала кровь, схватил школьника за руки. Пан Филипп накинул на эти зажатые как в клещах руки петлю из своего шейного платка. Но Рафал ослепительно быстрым движением вырвался из рук служителя и львиным прыжком отскочил в сторону, успев на пути так ахнуть служителя кулаком в переносье, что огромный мужик грохнулся навзничь и в буквальном смысле этого слова накрылся своими юфтовыми сапогами. Рафал перескочил через него, как через бревно, на бегу саданул проректора в живот и пустился бегом по коридору. Но прежде, чем он успел добежать до дверей, гибкий и ловкий Филипп догнал его и обхватил за талию.
Придя в себя, проректор увидел только, как сплелись на земле два тела. Через минуту он заметил маленькую голову Филиппа и увидел, что Рафал сдавил ему горло. Из побелевших носов у обоих лилась кровь, на губах выступила пена, от курток, жилетов и рубах остались одни лохмотья. Улучив минуту, надзиратель вырвался из рук Рафала и с блуждающими глазами, с синими полосами на залитой кровью шее, наклонил голову и, не видя ничего, бросился опять в драку. Подбежал Михалек с окровавленными руками и Ян Капистран. Рафал был уже у них в руках, но вдруг скакнул в коридор и очутился за стеклянной дверью. Он так хлопнул при этом дверью, что вылетели все стекла. Погоня с Филиппом во главе бросилась к двери, не обращая внимания на вопли проректора, который ревел как из бочки, приказывая заключить перемирие. В одно мгновение дверь была сорвана с петель. Филипп догнал беглеца всенях, но ловкий юноша, разъяренный, как раненый кабан, ударом в висок сбил его с ног. Филипп стукнулся о стенку и, споткнувшиеь раза два, повалился ничком на землю. Поднявшись с земли, он, шатаясь, с полным ртом крови, ничего не видя безумными глазами, вытянул руки и, что-то бормоча, стал искать Рафала.