— Главное, чтобы не так же, как своих женщин, — буркнул Шаард, снова утыкаясь в свои бумаги.
Чтобы найти горничную, пришлось немного попотеть: я умудрился забыть, как ее звали. Но мои поиски все же увенчались успехом: девушка нашлась в северной башне. Семейная жизнь пошла ей на пользу: она немного осмелела и, похоже, приобрела небольшой опыт в искусстве любви. Мы с ней немного повеселились, бегая друг за другом. Потом я загнал ее на вершину башни и там, на смотровой площадке — не побоюсь этого деревенского слова — трахнул как следует. Моя сладкоголосая птаха кричала в поднебесье так, что нас наверняка было слышно даже в подземельях — на радость заключенным. Или на зависть. Это было настоящее счастье. Я входил в нее снова и снова — сам не знаю, откуда во мне проснулось столько силы. Видно, натренировался в Асдаре, а в пути малость заскучал без разрядки. Моя все еще безымянная горничная была совершенно не против, а я поймал себя на мысли, что непременно хочу сделать ей ребенка. И ей, и вообще каждой женщине, с которой я когда-либо спал. А потом дождаться, пока они родят, и заделать еще по одному — для закрепления успеха.
Мысль поначалу показалась мне дельной и безумно увлекательной, так что я в ту же ночь взялся исполнять свой план, и к концу недели побывал у двух десятков своих бывших пассий, несказанно их этим обрадовав. А потом все-таки одумался, хорошенько все проанализировал и пришел к выводу, что эта идея того же рода, что и мои странные желания покусать красивую девушку. Так что я запер мысли об армии детей там же, где таился мой зверь, пообещав им выгулять их еще разок, если представится такая возможность, а на деле побыстрее защелкнув все замки и убежав от них подальше.
Впрочем, после этого я еще посетил Хель (в кои то веки не ночью), познакомился со всеми ее детьми и даже заинтересованно погладил довольно круглый животик, чем очень обрадовал женщину и получил свою порцию похвалы. В чем прелесть детей, я так и не понял, но теперь я хотя бы знал, зачем некоторые мужчины так стремятся их «настрогать»: оказывается, это такая же азартная вещь, как карточные игры или охота. Вот только я однозначно обставил любого из них: даже по примерным расчетам детей у меня выходило больше, чем одна женщина способна родить за двадцать лет (если, конечно, не будет рожать сразу по пять). Мысленно вручив себе награду, я, наконец, успокоился. Жизнь моя вошла в прежнюю колею и катилась по ней без каких-либо эксцессов до того самого дня, когда мне сообщили, что отец зовет меня к себе.
Ничего плохого не ожидая (ведь я давно уже научился быть осторожным и не становиться причиной совсем уж страшных скандалов), я вошел в кабинет отца и на время лишился дара речи, обнаружив там свою семью в полном сборе. Вот уж чего-чего, а семейных собраний у нас сто лет не было. Даже малявка была там: она взволнованно топталась на цыпочках, пытаясь заглянуть в какое-то письмо, но старшая сестра ей не позволяла. Интересно, что случилось? Неужели война?
— Выйти всем, кроме Эстре, — велел отец, окинув взглядом семейство. Взгляд у него был суровым: эту суровость он оттачивал десятилетиями. Так что послушались его без возражений, хотя малявка все-таки попыталась еще разок глянуть в письмо, но Шаард ее утащил, по-простому ухватив под мышку. Я проводил их ничего не понимающим взглядом.
— Садись, — резко изменившимся голосом сказал мне отец. — Читай.
Мне на колени упал сложенный в несколько раз длинный лист пергамента. Я быстро глянул на печать: Асдар. Перевернул письмо, глянул на подпись: Великая Мать. Не нравится мне это. Нахмурившись, я покосился на отца: тот стоял, сложив руки на груди и устало привалившись к колонне. Хмурил брови и поджимал губы, как всегда делал, когда случалось что-то, что он не мог изменить.
— Читай-читай, — повторил он, кивая на письмо. Я послушно уткнулся в бумагу. Пропустил несколько абзацев приветствия и официального расшаркивания, потом еще длинную оду мирному договору, и только в самом конце наткнулся на, собственно, те слова, ради которых сие творение сочинялось.
«… В течение трех недель у нас гостил Ваш сын, — писала Великая Мать. — Мальчик показал себя очень хорошо и, похоже, проникся традициями и культурой нашей страны. Я нисколько не пожалела, что назвала его своим сыном. Он стал Страстью для моей дочери, и мы все с нетерпением ждем его возвращения. Расчет и Доверие уже готовы, но Лан, моя преемница, не соглашается их принять, пока Страсть не вернется. Прошу Вас напомнить юному Эстре о его обязательствах. С уважением, пока еще Мать народа Асдара, Сафира».