Выбрать главу

— Спасибо, награда подождёт. Я пойду мимо Кордона, может быть, на обратном пути загляну. Ты давно тут сидишь?

— Достаточно. Точно не скажу, не считал. Они меня мариновали, выпытывали, зачем я к ним пришёл.

— Выпытали?

— Я им соврал, повелись как миленькие.

— Оружие надо?

— До Кордона недалеко, а я знаю несколько безопасных путей, доберусь как-нибудь.

— Погоди. Возьмёшь поесть? А то не дойдёшь ведь.

— Спасибо, тебя мне Бог послал.

Вдвоём через лес мы как можно тише добрались до окраины Предбанника, преодолели заросли кустов и вышли в поле. От него в ускоренном темпе двинули в сторону дороги. Из Предбанника нас вряд ли можно было увидеть.

На развилке я попрощался со Столяром. Он ещё раз меня поблагодарил за помощь и скрылся в придорожном кустарнике. Я же прошёл по дороге ещё пару километров, пока не наткнулся на тропу, ведущую в нужное направление. Как бы не ошибиться.

Дальше начиналась настоящая Зона. Место, где не принято в открытую разгуливать по разбитым дорогам.

Через час на востоке засветило зарево. Я ощутил странные чувства, которые можно сравнить с возвращением на малую родину после долгих лет разлуки. Многое изменилось.

Глава 2.1

Воронов откинулся на спинку стула, наклонился в сторону и полез в ящик стола. Оттуда достал уже открытую бутылку импортного виски и два чистых бокала.

— Виски будешь?

— Не откажусь.

— Меня предупредили, что ты можешь присесть мне на уши, — генерал усмехнулся, разливая напиток по бокалам. — Ещё мне посоветовали не растягивать допрос. Правда, я пока что не понимаю, каким образом закрывать дело без необходимой информации. Огласки и судебных заседаний не жди, сам понимаешь, не тот случай. Ты слишком много знаешь, тебя нашли в эпицентре секретной военной операции, а вокруг куча трупов и разрушенные здания, пускай и нежилого города.

Пока генерал рассуждал, я опрокинул бокал виски в себя. Отменный вкус сдобрил нутро, приятное тепло разошлось по телу. Надо бы запомнить название на этикетке.

— Мне нечего скрывать, но у меня есть одно условие.

— Какое же?

— Я расскажу вам всё, но в той последовательности, в которой мне удобно.

— Какой в этом смысл? Хочешь потянуть время? — Воронов прищурился и аккуратно пригубил бокал с виски.

— Времени у меня полно, вы же сами сказали. Вся жизнь в заключении. Я ведь могу и не говорить ничего, сами решайте.

— И что же ты мне хочешь рассказать? Я слушаю.

— Ну, скажем… — самовольно я потянулся к бутылке и налил себе ещё виски. — Как я впервые попал в Зону.

— Я люблю истории, но мы здесь не для того, чтобы байки травить, — укоризненно заявил генерал.

— А эта история очень важна, для вашего дела, — я откинулся на спинку стула и расплылся в улыбке. У генерала на лице на секунду появилось еле заметное беспокойство.



***



Я посмотрел в мутные воды через толстое стекло иллюминатора, затем на дисплей дозиметра: двадцать микрорентген в час. Наёмники сказали, что для Чернобыля фон ниже некуда.

Я понимал, что сама по себе вода не должна быть радиоактивной, реальную опасность представляет илистое дно и затаившиеся на нём радиоактивные осадки. Не зацепить бы нам эту гадость.

Святой спал, сидя на противоположной скамье в невероятно неудобной для сна позе: ноги широко расставлены, руки лежат на коленях, а голова высоко поднята гордая и надменная. Готов к неожиданностям даже во сне. Наверняка его сон очень поверхностный, и Святой мог мгновенно пробудиться и наброситься на противника подобно кобре.

Эту змею он любил больше других тварей, изображённых на его коже. Кобры со злыми мордами красовались на его руках, оплетали плотно от ключиц до предплечий.

Бледное лицо наёмника тоже было усеяно татуировками: кресты, гвозди, колючки, случайные латинские буквы, смысл этих узоров знал только он сам.

Святой нередко хвастался, что был самым опытным наёмником в нашей группе. Он рассказывал жестокие истории из своего детства в Приднестровье, про то, как с малых лет узнал, что такое война.

Святой часто сверлил меня презрительным взглядом, а перед погружением в тёмные воды Припяти шёпотом на ухо сказал: «Я слежу за тобой, Ханурик».

От этих слов тревога внутри только усилилась, ведь мне было что скрывать и чего бояться.