- Привет! - уже хорошо, успел поздороваться первым.
- Ой, привет! - она улыбается (я замечаю, что у нее один зуб в нижней челюсти немного выпирает из общего ряда).
- Слушай, как ты так постоянно куришь, здесь же холодно, как в аду, - именно поэтому я и не люблю разговаривать с людьми. Я идиот, и если я даже нахожу тему для разговора, то она оказывается даже хуже, чем шутки про рак в онкологическом отделении.
«Холодно, как в аду». Да я сам в Аду.
Несмотря на запах серы, идущий от разговора со мной, она опять мило и озадаченно улыбается и спрашивает:
- Почему как в аду? Там же огонь? - неужели этот разговор вообще имеет право на продолжение?
- Ну, Данте Алигьери в своей «Божественной комедии» описывал Ад. Там огонь есть только на одном круге. - Сейчас, из-за моего воодушевления в разговоре про ад она примет меня за сатаниста. - А в самом низу, на девятом круге, клятвопреступники и предатели томятся, заточенные в лед замерзшего озера, в центре которого по пояс вмороженный в лед Люцифер терзает в своей пасти трех самых ужасных предателей - Иуду, чувака-убийцу Цезаря и еще кого-то, не помню. Вот.
Мне кажется, я только что совершил ошибку. В такие моменты ты понимаешь, что тебе лучше действительно держать язык за зубами. И еще этот «чувак-убийца Цезаря».
- Оу, интересно - она не перестает улыбаться. Это меня просто поражает. Интересно, конечно, просто до ужаса. - Убийца Цезаря - это Брут, да?
Если бы я хоть немного знал историю, был бы юристом.
- Да, вроде. Брут, да.
Она кивает и снова затягивается, а потом весело и как-то ободряюще смотрит на меня. Но сразу же мерзливо передергивает плечами и отводит глаза. Я чувствую воодушевление. Наконец-то тотем заговорил.
- Что, Анька, все куришь?
Этот парень меня жутко раздражает. Ядовитый и фамильярный, саркастический настолько, что можно захлебнуться, просто услышав одно его слово. Хоть я живу с ним в одном доме и довольно часто общаюсь, я не помню его имени. Про себя я называю его просто Паразит.
- Курю, как видишь, - немного раздраженно, что меня радует, отвечает она.
- Убьешь ведь себя! - Клоун похуже меня. - Ну-ка отдай сигарету.
Он тянется к ней, но она отдергивает руку и полушутливо полураздраженно отталкивает его. Он усмехается.
- Ну а ты с каких пор куришь? Анька научила? - Это мне.
- Я не курю. Я просто стою рядом с мальчиками, которые курят. - Специальная олимпиада по клоунаде может считаться открытой.
- Ух ты, шутник какой!
- Ага, я такой.
- Сейчас живот надорву.
- Хорошо бы.
Он усмехается (если бы здесь были цветы, они бы завяли), подходит к окну, опирается на подоконник и смотрит на улицу.
На нем полосатый свитер, бриджи и толстые носки в тапках. Он постоянно носит толстые носки, у него что-то с кровообращением. Он сам говорил.
Мы с Аней одновременно втыкаем окурки в пепельницу и расходимся к своим дверям.
- До встречи, - говорит она мне. Я не успеваю открыть рот, как Паразит вставляет свою реплику:
- Жду с нетерпением!
- Пока, - говорю я.
***
Четыре часа утра. Я стою у окна в своей квартире и смотрю на улицу. Под окном растут деревья. Сейчас они совершенно голые. Вдруг в темноте за сухими ветками я ловлю какое-то движение. Что-то бледное трепещется на земле. Я не вижу ничего конкретного, но мое сознание дорисовывает картину: бьющаяся в агонии женщина. Она катается по земле, она в судорогах заламывает себе руки, она стонет и хрипит, ее юбка трепещется, то оголяя, то закрывая ноги.
Я прижимаюсь лицом к окну и напрягаю зрение. Это просто собака. Валяющаяся на земле собака. И она не бьется в агонии, она просто валяется. Я отстраняюсь от окна. На нем остался жирный отпечаток моего лица, похожий на Крик. В смысле, ту картину Эдварда Мунка. Я размазываю его рукой по стеклу и отворачиваюсь.
В этот раз у меня дерьмовое настроение не из-за своего тупого поведения (хотя тоже следовало бы), а из-за него. Я общаюсь с ним иногда, но таким он становится только в обществе Ани. Меня это сильно напрягает.
Я ревную.
Это смехотворно.
Я начинаю чувствовать соперника, конкурента, но это глупо, ведь нас с Аней еще ничего не связывает. Поэтому побуждения ввязаться в борьбу с ним кажутся мне глупыми и неуместными. С одной стороны меня тянет чувство тупого собственничества, с другой - страх, сомнения, неуверенность и самое главное - отсутствие каких-то крепких отношений с ней. Меня разрывает.
Я чувствую, как все эти эмоции сливаются в одну блевотную массу, спутываются в один тугой узел Ненависти.
Ненависти к Паразиту.
Ненависти к окружающей меня обстановке.
Ненавистью к работе.
Ненавистью к тем, с кем работаю и кого не знаю.