Кильчевский осмотрелся и прошелся вокруг. Потом закурил и прошелся еще.
— Думаю, дело было так. Учти, это моя версия и я многое просто придумал.
— Ну?
— Последний вопрос. Кто сообщил?
— Неважно. Беженцы случайные. Они тут не при чем.
— В общем так. Вчера днем, думаю, со стороны полей прискакал отряд. Где-то в полсотни человек.
— Почему не со стороны дороги?
— Там всегда кто-то двигается на юг, а вооруженный отряд, скачущий в противоход, точно бы заметили. Они прибыли в местечко и приказали местным собраться на площади. Знали, что мужчин нет, все воюют на разных фронтах и на разных сторонах. Часть людей собралась, часть решила спрятаться, решила, что делать плохо кончится. Тех, кто был на площади, убили и сожгли, потом решили проверить дома. Там тоже нескольких нашли. Начали грабить. Не исключено, что кто-то смог бежать, но, скорее всего, ночью в зимней степи в домашней одежде замерзли. Буду очень удивлен, если кто-то выжил и добрался до помощи.
— Почему ты так уверен, что они прибыли вчера днем?
— Трупы заметили сегодня утром, как ты говоришь, значит, резня случилась раньше. А пожары до сих пор не погасли, значит, дома подожгли не так давно. Следов большого отряда мы не нашли, а учитывая ночной дождь со снегом, значит ушли они раньше. Поэтому, прибыли днем или ранним вечером.
— Ну, близко к истине. Так кто это сделал?
— Если ты говоришь, что это не сброд, который бежит в Одессу, — Шемаков покачал головой, — я тоже думаю, что вряд ли это большевики. Все-таки, массовые казни стариков, женщин и детей с грабежом домов — не их стиль. Чтобы про них не говорили, нет, это не они.
— Значит?..
— Значит, это третья сила. Может, махновцы, может еще кто-то из вольных атаманов. Я слышал, сейчас в степи каких только персонажей нет.
— Почти в точку. Это стрельцы Петлюры, или как они себя там называют, не помню. Украинцы Директории. Вернее, остатки, одна из банд. Смешно, но сейчас у нас с ними что-то вроде союза.
— Это ты с чего сделал такой вывод?
— Ты сам сказал, что они прибыли верхом. Это не махновцы, они тоже не промышляют массовыми убийствами евреев. Это противоречит самими основам анархизма, а своих хлопцев батька держит крепко. Тачанок, телег или автомобилей не было, по крайней мере, следов мы не нашли, за ночь, даже дождливую, они не могли бесследно исчезнуть. А потом надо вспомнить, как разбитые стрельцы влились в наши силы совсем недавно. Ну как влились, они просто прибились к тем силам, которые не готовы тотчас расстрелять, как большевики. Как бы они часть ВСЮР, но фактически нам не подчиняются.
— Ну, если они влились, зачем было вырезать это местечко?
— Влились не все. Многие отказались. Говорили, что не для того два года дрались и проливали кровь, чтобы князья и бароны великорусские снова ими командовали. И сейчас гуляют по степи разбойниками. Кто-то примкнет к Махно, кто-то переметнется к большевикам. Но это они, без сомнения. Да и кто еще ненавидит настолько евреев, чтобы учинить такое?
Кильчевский отошел к одному из домов, где Изенбеков рассматривал что-то на корточках. Там лежали двое, девочка лет десяти и мальчик, совсем маленький, года три, не больше. Судя по всему, девочка перед смертью была не единожды изнасилована, а мальчик, брат, вероятно, которого она пыталась спасти, был убит ударом штыка в грудь.
Они молча смотрели на эту картину невообразимой жестокости и мерзости. Не могло уложиться в голове, что люди вообще способны на такое.
— Знаешь, — произнес задумчиво обычно молчаливый Изенбеков, — что самое страшное? Даже не те страшные смерти, которые настигли всех этих людей. А то, что выродки, которые сделали это все, еще недавно были добрыми соседями убитых. А когда война закончится, они вернутся в свои дома, станут безобидными милыми селянами, любезнейшими людьми, такими, добрыми веселыми украинцами из рассказов Гоголя или стихов Шевченко. И никому в голову даже не придет, что они имеют хоть какое-то отношение к этим чудовищным преступлениям. Этого как будто и не было. Люди все это забудут. И не было этих погибших, никогда не жили. Эта девочка и мальчик, у которых впереди была целая жизнь, так и не начали свой путь. Они никогда не вырастут и не сделают то, что должны. И только потому, что кто-то решил пограбить их городок.
Кильчевский молчал.
— Теперь ты понимаешь, почему мы должны были сюда приехать. Если больше некому.
Он кивнул, медленно повернулся и побрел к Шемакову, который шагал со скрещенными на груди руками.
— Что теперь будем делать?
— Надо все зафиксировать на будущее. Сейчас времени нет искать виноватых и карать, но время придет.