Наслаждение и удивление - вот что владеет мною. Удивление новым желаниям собственного тела, всех особенностей которого я, оказывается, еще толком не знала. Мне нравится подчиняться, ощущать себя слабее, дарить себя кому-то, получая взамен то, чего не хватает мне. Я изменяюсь, превращаясь в бесформенную глину, из которой можно вылепить все, что пожелаешь. Неужели моя мать испытывала то же самое? Хотя нет, Ринга умела заставлять своих приятелей потакать ее собственным вкусам и пристрастиям, отчего прослыла редкостной выдумщицей и непревзойденной любовницей, а ее дочь... Я пока ничего не умею, только следовать за кем-то по странному, извилистому пути к недосягаемой вершине.
Мечущиеся отблески пламени выхватывают из темноты короткие образы, и, чуть повернув голову, я замечаю две сплетенные воедино руки, мужская поверх тонкой женской. Ах да, это же моя рука. Поблескивает кольцо на пальце, золотое с агатовой печаткой. Может, это сон? Тогда я не хочу просыпаться. Пусть длится бесконечная ночь, пусть горит костер на берегу ручья, возле которого двое принадлежат друг другу, пусть раздастся множество глупостей и громких слов, ибо среди грядущих ночей вторая такая не повторится.
Что ж, кто-то впервые сыграл на моей струне, узнав обо мне нечто новое.
- Держись, - бормочет Эллар, крепко прижимает меня к себе и резким толчком перекатывается на спину, так что я оказываюсь в положении всадницы и опять теряюсь, не зная, как быть. Впрочем, мое тело почти не нуждается в подсказках убежавшего прогуляться в лес разума. Оно делает, что ему хочется, а я словно наблюдаю со стороны, затерявшись среди теней, как неискушенная девушка осваивает не такую уж сложную науку любовной игры.
Вот она подается назад, ее бедра сжимаются и разжимаются в такт рывкам - то быстрее, то медленнее, темные волосы взлетают и падают, раздраженно отброшенные взмахом руки. Я знаю, что это я, Дана Эрде, и все-таки сомневаюсь, ибо та, что сейчас со всем пылом отдается своему другу, даже внешне мало напоминает меня. Глаза незнакомки полуприкрыты, край верхней губы безжалостно закушен острым, влажно поблескивающим клычком, пальцы стиснуты в кулачки так, что костяшки побелели, на бледном лице блуждает отсутствующе-мечтательное выражение. Она - то есть я - гнется, словно гибкая ветка или натягиваемый лук, забыв обо всем, кроме владеющих ею чувств, и распростертый под нею мужчина с готовностью отвечает на ее усилия.
Девушка потягивается, как просыпающаяся кошка, упруго клонится вперед. Вскинувшиеся ладони мужчины стискивают ее маленькие, еще не успевшие как следует развиться груди с напряженно торчащими сосками. Я слышу, как незнакомка тихо, прерывисто постанывает, вижу, как она опускает голову, соединяясь с любовником в долгом, головокружительно-сладком поцелуе, и как подается навстречу ей мужское тело...
Мне понадобилось какое-то время, чтобы придти в себя и сообразить, что удивительное раздвоение сознания закончилось, и я просто лежу, переводя дыхание и дрожа от только что испытанного, незнакомого ощущения. Словно холодная, блестящая молния, пронзившая меня от макушки до пяток, и свернувшаяся до срока где-то между ребрами. Это - любовь? Тогда я готова поклоняться ей до последнего мига своей жизни.
- Я очень тебя люблю, - неуверенно, словно пробуя на вкус незнакомое вино, выговариваю я. Да, пожалуй, эти слова соответствуют истине. Эллар молчит. Я знаю, что он меня слышит, но у него не хватает сил ответить. Я смотрю на запрокинутое лицо - лицо без уродливых шрамов, освещенное догорающими углями костра, на рассыпавшиеся черные волосы и свободно раскинутые руки, только что открывшие мне новый мир. Выходит, когда Рабириец делит ложе с занимающей все его внимание женщиной, его проклятие исчезает? Временно? Неужели навсегда?
Сквозь опущенные ресницы блестит лукавое серое пламя, и, когда я целую эти глаза, они открываются. Пару ударов сердца я вижу Эллара молодым, подлинным, а затем все безжалостно возвращается: красно-лиловая паутина стремительно оплетает правую часть его лица, ядовитыми змейками расползается по плечу... Эллар жмурится и поспешно отворачивается. Впрочем, отныне я способна принимать своего мужчину таким, какой он есть, и мне глубоко наплевать, один у него глаз или два.