- Тогда дотронься до меня, - чуть охрипшим голосом предложила альбийка. - Убедись, что я - не наваждение. Никому, даже тебе, еще не удавалось облечь призрака плотью и кровью. Если я не исчезну, значит, я - живая женщина. Дотронься до меня, это же так легко!
- Тебе не очень-то этого хочется, - опять, неведомо в который раз по счету, он догадался об испытываемых ею чувствах, которые сама Иллирет считала надежно скрытыми или о которых вообще не подозревала. - Ты боишься меня... такого. А я боюсь тебя - ты по-прежнему прекрасна, вдруг мое прикосновение разрушит хранящие тебя чары?.. Знаешь, будет лучше, если ты просто посидишь со мной. Мне нужно снова привыкнуть к тебе, к мысли о том, что ты поблизости...
- Вот и привыкай, пока я буду делать то, что мне хочется, - внезапно заговорила та Иллирет ль'Хеллуана, что сегодня утром очнулась на берегу озера, прежняя Иллирет, не ведавшая страха ни в чем - ни в воинском сражении, ни в любви. Эта особа твердо знала, ради чего пришла в полутемную комнату, наполненную сладкими летними ароматами, и была полна решимости добиться своего, невзирая на упрямство Эллара и собственные нелепые страхи. Всего-то для начала и нужно - оставить прошлое дотлевать в прошлом, начать летопись своей жизни с чистой страницы, решиться на первый шаг.
Девушка мягко подалась вперед, зарываясь лицом в сухой ворох мужских волос, пахнувших горечью полынных трав. Ее руки обвились вокруг плеч замершего от неожиданности Хасти, пальцы ощутили на некогда гладкой коже шершавые рубцы затянувшихся шрамов. Когда это произошло, магик на мгновение напрягся, словно хотел попросить давнюю подругу не дотрагиваться до него, но настойчивые и ласковые прикосновения женщины все же заставили его расслабиться. Он остался лежать в прежней позе, только вытянул руки перед собой, переплетя пальцы. Иллирет набралась смелости забраться на постель и устроилась рядом с ним, подогнув ноги. Она совершала то, что всегда делала своего избранника после особо трудного и долгого дня - разминала затекшие мышцы, гладила и успокаивала, быстро и мимолетно касаясь губами его тела.
Когда-то давно Иллирет любила поддразнивать Эллара, утверждая - творя себе телесную оболочку, он приложил все усилия, дабы выглядеть подлинным совершенством, причем сделал это исключительно из черной зависти к собственным созданиям. Например, к тому же Исенне Аллериксу. Но в таком случае она, Иллирет, никак не возьмет в толк, почему он предпочел выглядеть мужчиной человеческого рода - да таким, каких среди этого племени не отыщешь днем с огнем? Возможно, такими люди станут через несколько тысячелетий, говорила она (и, как выяснилось, не ошиблась), но быть одним из айенн сиидха ему бы пошло гораздо больше. Или, если ему уж так хочется отличаться от всех - он вполне бы мог принять облик йюрч. А так она всякий раз вынуждена делить ложе непонятно с кем: смертным по внешности (ну хорошо, хорошо, весьма незаурядным смертным!), ведущим себя как прирожденное дитя Старшей Крови, да еще помнить при этом, что она удостоилась внимания воплощенного божества... На этом месте ее рассуждения, как правило, насильственно прерывались и болтливой девице затыкали рот.
Теперь от былой мрачноватой красоты и сияющей молодости осталось немного. Иллирет не очень разбиралась в особенностях людского возраста, но сочла, что Хасти выглядит ровесником человеческого правителя - мужчиной, прожившим немало лет, хотя и неплохо сохранившимся. Ее ладони по-прежнему осязали упругость переплетенных мускулов и жил, но куда чаще соприкасались со следами былых ран. Чаще всего попадались длинные узкие шрамы, крест-накрест исполосовавшие почти всю спину Хасти, и, не удержавшись, Иллирет негромко спросила:
- Это оттуда?.. Из Цитадели?.. Память тех дней на башне?..
- Исенна сделал все возможное, чтобы я его не забыл, - с явной неохотой подтвердил Одноглазый. - А кое-чем меня наградили уже тут - первые годы моей здешней жизни протекали весьма бурно.
- Расскажешь? - потребовала девушка.
- Расскажу, - магик испустил негромкий блаженный вздох, с наслаждением потянувшись под непрестанно двигавшимися руками женщины. Иллирет хотелось, чтобы он перевернулся на спину, но потом она усомнилась в своей готовности увидеть так близко его нынешнее лицо - пусть даже и в спасительном полумраке, наверняка сотканном Хасти для того, чтобы она не испытывала чувства смущения. Рано или поздно ему придется обернуться... но справится ли она с собой, если Эллар пожелает поцеловать ее? Достанет ли у нее душевных сил не оттолкнуть его, понять, что за сожженной, изуродованной и постаревшей плотью по-прежнему скрывается тот, с кем она намеревалась разделить свою жизнь?