- И так повторялось довольно часто, - признание Хасти отдавало горечью и разочарованием. - Ей нравилось испытывать боль и нравилось то состояние, в котором она держала меня. Нравилось пообещать встретиться и не придти. Если ей удавалось сесть рядом со мной во время серьезного разговора с кем-нибудь, то под столом она непременно начинала ласкаться, заставляя думать только о ней. Понемногу она вытягивала из меня Силу - я это знал, но не сопротивлялся, уверенный, что она все равно не сможет похитить больше, чем ей доступно. В нарушение собственных правил я даже научил ее кое-чему, чего ей знать не стоило - как подчинять себе стихии Огня и Земли, как заворожить чужое сознание, даже как погасить искру жизни. Возможно, я рассказал ей еще что-то, о чем уже не помню. Я жил, как в дурном сне - от одной встречи до другой. Это не могло довести до добра, и развязка не замедлила себя ждать.
Раона повздорила с кем-то из учеников, а поскольку в ярости она почти не отвечала за свои поступки, она на глазах у десятка учащихся наслала на него чары и прикончила парня на месте. Спустя миг она очнулась, поняла, что натворила, и попыталась заворожить свидетелей, внушив им, что мальчишка сам полез к ней с непристойностями, а она только защищалась. Кого-то она подчинила, кого-то нет, и до меня это история дошла уже сильно искаженной. Я позвал Раону и потребовал объяснений. Она повторила свою версию, а когда поняла, что я ей не верю, прибегла к своему обычному средству - сбросила платье, легла и позвала меня.
Еще немного, и я бы не устоял, но девица сделала глупость: вдобавок к своей обычной притягательности, которой тогда вполне бы хватило, добавила немного ворожбы, чтобы заставить меня забыть обо всем. Этот день выдался для нее крайне неудачным, Раона добилась прямо противоположного: я вдруг осознал, как провел несколько минувших лун и до чего докатился благодаря этой роскошной красотке. Когда я велел ей встать и объясниться, она почуяла неладное и решила любой ценой настоять на своем. Мы сцепились в поединке. Боюсь, я тогда изрядно разозлился, и Раоне здорово досталось.
Когда я увидел, как она лежит на полу и плачет, на сей раз уже по-настоящему, я не смог сделать того, что в будущем избавило бы нас от многих неприятностей - лишить ее Силы. Я сказал, что постараюсь замять совершенное ею убийство, но ни в Школе, ни в моей спальне для нее больше места нет. Она принялась упрашивать меня не торопиться с решением, простить ее, клялась больше не докучать - только бы я не прогонял ее из Школы. Я наотрез отказался. Тогда она словно взбесилась. Завопила, что я еще пожалею о сделанном, что всякий раз ее тошнило при одной мысли о близости с таким уродом, и единственное, ради чего она подпускала меня к себе - это моя Сила и те крохи знаний, которые ей приходилось силой выдирать из меня. Призвала на мою голову все известные ей кары и проклятия, посулила отомстить так, что мир содрогнется, и вылетела за дверь. Единственное, что тогда содрогнулось - это мой дом.
- Возможность отомстить у нее имелась, - ехидно заметила альбийка.
- И она уже готовилась приступить, да сама себе навредила - угостила меня слишком большой порцией своего дурмана, - согласился магик. - Я почти ничего не соображал, и это ей помешало - какая месть, если враг как следует не прочувствует на своей шкуре все, что вы для него приготовили?
- А после Раоны у тебя был кто-нибудь? - хмыкнула ль'Хеллуана, уже приготовившись услышать ответ «нет». Однако Хасти в очередной раз поразил ее, сказав:
- Был и есть. Мало того, каюсь - я виделся с ней в начале нынешнего лета, незадолго до того, как началась свистопляска в Рабирах. Она фрейлина при дворе зингарской королевы, и я встречаюсь с ней уже лет пять. Удивительно, как еще об этом не пронюхали и не треплются на всех рынках. Ее зовут Пилар Эстравадос, и я когда-то оказал услугу ее родственникам, по незнанию принесшим в свой дом одну чрезвычайно опасную старинную вещицу.