- Ты спроси у флейты из сухого тростника -
Что на дне своем скрывает быстрая река?
Мою любовь...
Знают только сосны да янтарная смола,
Как в зеленых травах заплетаются тела,
Моя любовь...»
«А дальше?» - потребовала девушка.
«А дальше сочиню завтра... Если вы угомонитесь, конечно.»
«Тогда спи, - Иллирет мысленно поцеловала смеющиеся ореховые глаза Льоу. - Спи и не подсматривай. Спи, и обещаю - тебе непременно приснится что-то хорошее...»
«То есть ты, - мягкий голос постепенно отдалился, затихая. - Такая, как ты была сегодня утром, у озера. Ты такая красивая, Рета...»
- Ты такая красивая... - голос, прозвучавший не в ее сознании, а наяву, принадлежал не Льоу, но Хасти. - Если бы я мог, ты бы навсегда осталась такой... Ты мое сердце и душа, Иллирет, мой свет во тьме... - он двигался все быстрее и быстрее, торопливо и жадно лаская сидевшую на нем девушку, прижимая ее к себе с такой настойчивостью, словно она могла вот-вот развеяться струйкой вечернего тумана и только его прикосновения удерживали ее в этом мире. Иллирет подалась вперед, обнимая магика за плечи, бормоча какую-то нежную чепуху и всей кожей ощущая близкое наступление финала - слишком быстрого, как ей всегда мнилось. Если бы пробыть вместе еще немного, хотя бы с десяток ударов торопливо перестукивающихся в лад сердец, если бы никогда не расставаться... Да, подобное невозможно, но ведь никто не запрещает ей мечтать о несбыточном...
Сильное, разгоряченное тело распростертого под ней мужчины выгнулось дугой - раз, второй, третий... - соединяясь с женщиной в последних, самых сладостных и ярких мгновениях, заставляя ль'Хеллуану отзываться низкими, протяжными стонами, исходившими из неведомых ей самой, темных и потаенных глубин ее естества. Голова Хасти покоилась в плавном изгибе между шее и плечом подруги, он неровно и тяжело дышал, порой резко вздрагивая, точно от внезапной судороги, и обеими руками стискивая талию упавшей сверху девушки. Они никак не могли заставить себя стать двумя раздельными существами, его достоинство по-прежнему находилось в пещерке между ее ног, и альбийка протестующе вскрикнула, когда Хасти все же выскользнул из нее. Ей хотелось, чтобы он еще немного пробыл в ней, пока она не свыкнется с мыслью о разлуке... но тут в ее расслабившийся и разнежившийся рассудок проникло что-то, заставившее насторожиться. Запах, которому тут вовсе не место... Кисловатая вонь паленой шерсти...
- Да будь оно все проклято! - Иллирет с воплем взвилась на ноги, тут же снова шлепнувшись и на четвереньках устремившись через постель к злорадно тлеющим огонькам. - Опять, прах меня подери! Хасти, да помоги же мне!..
Помощи не последовало - магик захохотал, бессовестно и оглушительно в маленьком помещении, любуясь, как Иллирет в панике стаскивает с кровати на пол задымившиеся шкуры и пледы, украсившиеся неправильной формы дырами с дымящимися краями, затаптывает рожденные ее темпераментом и Даром огоньки, забрасывая их еще целыми одеялами. Наконец так и не родившийся пожар был подавлен. Обнаженная и донельзя разозленная девица с растрепанными кудряшками стояла посреди комнаты, ткнув кулачки в бока, мрачно озирая причиненные спальне разрушения и веселившегося приятеля, сидевшего, скрестив ноги, посреди разворошенной постели.
- Не вижу ничего смешного! - рявкнула она. - Ну почему, почему всегда повторяется одно и то же! Проклятие, я могла бросить вызов самому Безумцу, но до сих пор не способна заниматься любовью, не поджигая ничего вокруг! Эллар, или ты немедленно перестанешь ржать, как мерин, или я подпалю твое скромное украшение!
Угрожающее требование привело к своей полной противоположности - Хасти опрокинулся на спину, его смех перешел в обессиленные всхлипывания. Иллирет состроила яростную гримасу, понимая, что злиться не имеет смысла - неожиданные выходки заключенного в ней огня, приводившие ее в сплошное расстройство, не вызывали у Эллара ничего, кроме приступа здорового веселья. Сочувствовать подруге он не собирался - ни тогда, ни теперь. Наоборот, с удовольствием распускал слухи об очередном стрясшемся с Огненным Рубином досадном происшествии, чем невероятнее - тем лучше...
Спустя где-то четверть колокола, высказав давнему другу все, что она о нем думает, альбийка угомонилась и задремала, свернувшись клубком. Хасти еще долго сидел рядом с ней, вспоминая, размышляя о чем-то своем и просто смотря на спящую девушку. Получи кто-нибудь из его давних знакомцев возможность незримым свидетелем оказаться сейчас в полутемной комнате на верхнем этаже тихого дома, он бы безмерно удивился - тому умиротворенному спокойствию, что появилось во всем облике магика, и непонятным переменам, происходившим с его лицом. Оно менялось, как отражение в водной глади, подергивающееся рябью от пролетающего ветерка, пытаясь стать чем-то иным. На какой-то миг живая часть приобрела прежние черты, став лицом человека лет тридцати от роду - ликом воина с резкими, рублеными чертами, необъяснимо притягивающим к себе взгляд - но перемена не смогла удержаться, вновь сменившись прежним образом человека изрядных лет. Хасти вроде бы и не огорчился своей неудаче, безразлично пожав плечами, провел обеими ладонями по своей половинчатой физиономии, убеждаясь, что она никуда не делась, и улегся рядом с Иллирет, бережно обняв ее за плечо. Не просыпаясь, альбийка что-то жалобно пробормотала, перекатилась на другой бок и уткнулась лицом в грудь магика.