— Я сама, не надо… — попыталась было запротестовать Викаима, но Ири и не подумала слушать.
— Помню я твое «сама». То пальцы в земле, то спина грязная… Да и устала ты поди. Давай-ка полезай в бадью. — Женщина ловко вывернула гостью из драной простыни и уже спустя несколько минут усердно намыливала ей плечи, не обращая ни малейшего внимания на робкие возражения.
— А худая-то, худая! Одни кости! — сокрушалась чуть позже Ири. — Не кормят вас там совсем? Поди, от харчей-то таких и сбежала? Говорила я мужу, чтоб не слушал он этого гнусного старикашку! А он все одно заладил — «там лучше» да «там лучше». Какое ж «лучше», когда тебя избили всю? Вот вернется с торга, получит уже у меня! Да ты кушай, кровиночка! — и она придвигала к послушнице очередную тарелку.
Одолженная одежда оказалась слишком просторной: сводные сестры Викаимы пошли в мать. Грубая, во многих местах штопаная ткань слегка царапала привыкшую к шелку кожу: служители Храма должны были выглядеть наилучшим образом. Но почему-то эта деревенская одежда была такой уютной…
Викаима приканчивала третью порцию, когда в избу ввалилась целая толпа разновозрастных детей, за которыми спешили старавшиеся держать лицо взрослые. Кто-то все-таки заметил снижающегося аагира.
Они замерли у порога, переминаясь с ноги на ногу и не решаясь начать разговор. Виданое ли дело — служительница Храма!
— А как там, в столице? — нервно облизнув губы, выпалил взъерошенный мальчишка, самый смелый из всех. — Говорят, трава и вовсе не растет, одни камни да камни кругом.
Послушница улыбнулась, вспоминая ровные дороги, выложенные полированной брусчаткой и раскрашенные яркими красками дома. Окна, оплетенные цветущими вьюнками, тщательно подстриженные невысокие деревья во дворах зажиточных горожан. И Храм, гордо возносящий к небу свои зеркальные шпили.
— Там красиво.
— А твой рисунок — он жжется? — встрял в разговор второй мальчишка, пожирая жадными глазами ее руку. — Я вижу, он горит весь! Больно, да?
— Нет, совсем нет. Это просто знак богини.
— А можно, можно потрогать? Ну чуть-чуть? — И, не дожидаясь разрешения, он ткнул в белую ветвь и опасливо отскочил в сторону, изучая палец на предмет кошмарных повреждений. Викаима не сдержалась и хихикнула. Убедившись, что метка не кусается, ее рукой тут же завладел еще один подросток, чуть ли не носом уткнувшись в контур остролиста.
— А император? Какой он? Ты его видела? У него и вправду в глазах светится солнце? И куда глянет, там сразу пожар?
— Император… — Девушка едва заметно нахмурилась. Это воспоминание горчило. Слова ловца все еще звучали в ее ушах, заставляя болезненно сжиматься сердце. «Император продал мне твою душу, светлая…» Викаима до сих пор не знала, правда ли это. Но Маэр имел право так поступить, и имел право не ставить послушницу в известность. Ради блага империи, ради жизней людей, ее населяющих. Душа Викаимы — маленькая искра посреди огромного океана. Оправданная жертва… — Император мудрый человек.
— Ну да, да, мудрый… А выглядит как?
Девушка вздохнула. Вряд ли ей поверят, что Маэр ничем не отличается от обычного подростка, а нос у него усыпан веснушками. Она и сама не верила в это, пока не столкнулась с ним лицом к лицу.
— Как подобает Сыну Света.
— А ловцы? Они страшные, да? Я слышал, у них глаз нет, а оттудова черви торчат!
Викаиму слегка передернуло от подобной картины.
— Нет, глаза у них обычные. То есть почти обычные. — В памяти всплыл худой профиль с развевающимися на ветру длинными белыми волосами. — У всех, кроме одного. Его глаза алые, будто свежая кровь, а сам он светлый, как лунь. Одиннадцатый ловец, самый сильный из всех.
— Ух ты! — мальчишка восхищенно выдохнул. — Совсем как демон, да? Болтают, они злющие, похуже бешеной собаки!
Послушница уставилась в пустую тарелку. Отвечать не хотелось.
Одиннадцатый постоянно кричал на нее, попрекая в нерасторопности и глупости. Был груб и резок, не обращал внимания на ее раны. Заставил открывать для него проход в горах, напугав до полусмерти.
Но ведь ловец не хотел убивать Викаиму, и лишь по ее просьбе начал проводить ритуал. Так и не смог нанести последний удар, а руки у него дрожали.
А красные глаза… Если подумать, не такие уж они и страшные. И ничуть не похожи на злобное пламя, вырывающееся из глазниц демонов.
Жив ли он еще?
— Я не знаю… — нерешительно прошептала девушка.
— А правду говорят, что они через зеркала могут забрать душу? Ты смелая, раз видела их! Я бы не смог!
— Эй, хватит уже про ловцов! — вмешался в разговор кто-то из взрослых. — Что радости слушать про зверства да убийства? Вот бы про аагиров! Дед болтал, что в желудке у каждого скрыт самоцветный камень и мешок золотых монет, и если ты понравишься ему, аагир может чем-нибудь и поделиться.
— Нет, лучше расскажи про Храм!
— А на что похожа Богиня Света?
— Все, все, довольно! — прервала нескончаемый поток вопросов Ири. — Не видите, притомилась она с дороги? Брысь отседова! Вот передохнет, так приходите трещать! А то понабежали тут…
От сытной еды и тепла девушку разморило и она лишь сонно мигала, выслушивая смущенные извинения крестьян. Как их Ири выгнала за порог, Викаима уже не заметила, погрузившись в дрему. В полусне почувствовала, как ее укутывают одеялом, а под голову подталкивают подушку. Впервые за долгое время девушке снилось что-то спокойное. Не хотелось ни просыпаться, ни улетать. Отсюда столица казалась чем-то невыразимо странным и далеким.
ГЛАВА 17
— И долго ты намерен еще изображать героя? — Хрустальный перезвон был едва различим. Пульсирующая в висках кровь отдавалась тяжелыми ударами молота, мешая сосредоточиться на чем-либо. — Что же ты молчишь? Неужели заснул?
Зашевелились кости хеллана, мертвой петлей удерживавшие лодыжки жертвы у свода пещеры. Пытка длилась долго, слишком долго. Ловец потерял счет времени. Ног он почти не чувствовал. Голова раскалывалась от запредельной боли, Хеану казалось, что она вот-вот лопнет, как перезрелый плод.
— Еще немного, и глаза вытекут, не выдержав давления. Ты необратимо ослепнешь. И к тому же это будет крайне несимпатично…
Ослепнет? Ловец думал, что это уже произошло: вокруг плескалась непроглядная тьма.
— Какая разница? — с хрипом вырвалось изо рта. — Ты же все равно убьешь меня…
— А если нет? — обладатель хрустального голоса помедлил и приказал в сторону: — Опустить!
Хватка на лодыжках ослабла, роняя обессиленное тело вниз — в предусмотрительно подставленные лапы второго хеллана. На голову обрушился поток ледяной воды, смешанной с нерастаявшим снегом, прогоняя темноту перед глазами.
Скованные толстым слоем льда стены огромной пещеры отвесно уходили вверх, к маячившему высоко над головой каменному своду, где мерцающей грудой костей замер крылатый хеллан, надежно вцепившись когтями в мерзлые камни. Рядом с ним, густо запорошенные изморозью, в странных позах изогнулись статуи двух аагиров. Если бы не абсолютная неподвижность, ловец решил бы, что они живые — с такой тщательностью были выполнены изваяния.
Кое- где сквозь лед из стен выступали странные каменные обломки, напоминавшие покореженные обломки колоннады. Пол пещеры покрывала белая пыль, не намокавшая в воде. При малейшем движении она взмывала мелкой взвесью в воздух, стремясь забить нос и рот. Вот и сейчас, едва Хеан успел стряхнуть с себя остатки мокрого снега, как снова почувствовал неприятное першение в горле.
— Н-ну? — Склонившееся над ним наполовину изуродованное юное лицо казалось маской, страшной в своей безмятежности. — Как насчет сделки, о мой неожиданный гость? Хотя ты можешь не спешить с ответом. Я никуда не тороплюсь, а беседа с тобой доставляет мне неподдельное наслаждение, — краешек рта изогнулся в полуулыбке.