Пепел Содома
Ещё раз... Ещё только раз испить бы это чувство похоти.
Даже сейчас, наблюдая как человек в маске из тонкой чёрной кожи протягивает к моим ногам зажжённый факел, я думаю только о прошлом.
Память кричит мне, забирается вдоль моего тела тонким плющом дыма, в надежде проникнуть ко мне внутрь, сквозь плотно сжатые губы. Я впускаю их.
Вновь иллюзии душившие меня всю жизнь завладели моим телом и разумом.
Память играет моими рефлексами, заставляет обратится язык мой в змия, демона искусителя соблазняющий не только трепетных дев, но и их противоположность - нежных мальчишек.
Жар играет гимн. Хлипая потом тела извиваются в объятьях друг друга, путая ткани ложа.
Но вдруг, словно уже тогда я был на эшафоте, пламя обожгло меня! Заставило сконцентрировать волю в кончики пальцев, словно кожу на груди моего любовника! Оскалившись улыбкой зверя, разлепив блуждающие губы, я отринул ласку.
Нет! Я не получил удовлетворение в моей игре. Спустя мгновение, пробравшись тёмными улочками города, я накинулся на новую жертву.
О, она была словно нежный бутон лилии, смятый безобразным, покрытым оспой нищим.
Раз за разом херувимы обращали на извращённый танец любви свой взор. Раз за разом руки очередного сорванного листа обвивали мой торс.
Я не видел и не вижу в любовных проявлениях границ. Всё что заставляет всколыхнуть душу человека, вызывает чувство трансцендентного - и есть проявление бога.
Но есть те кто поругается над ним.
Они осмелились называть себя исполнителями его славы.
Отстраивая храмы, пребывая в его сиянии, они дерзновенно извращают идею оплетённого амуром.
Ирония в том, что пока они устраивают гонения мнимых бесов, в их обители таится настоящий смрад. Очередная подвернувшаяся под молот жертва, своими воплями задаёт биение похоти молодым священно служителям, заставляя их, прячась от глаз всего мира за пьедесталом бога святой воды, преодолевать внушённые устои в объятиях собственных братьев.
И вот, вновь, словно отражение собственной жизни, они стянули за моей спиной руки, больно врезающейся в кожу верёвкой, в надежде спалить мерзости терзающие их душу через похотливого козла отпущения.
Пламя приняло своего хозяина. Разразившись бушующим смерчем оно начало нежно лобзать кожу мученика, срывая жир и мясо с тленного сосуда.
Переполненный рот пеной взвыл истеричным смехом, источая безумную, утраивающую ярость огня не затуманенного иллюзией разума, разогнав дрогнувшую от трепетного цирка толпу.
Тщетно лелеять надежду, что среди них нашелся хоть один пустой образ, воспринявший всё глубиной оставшегося сознания.
Но, возможно, содом разлетающегося пепла, сложится в строки наполненные гармоникой, затронув грань сознания очередного безумца.