Выбрать главу

Даже не будь всего прочего, Элевайз поразилась бы невероятной способности распознавать так скоро, забеременела девушка или нет.

— Это очень трудно понять в первые недели, — с сомнением проговорила она. — Признаки не слишком скоро дают о себе знать.

Эти слова, кажется, позабавили Наставницу. Глядя на аббатису, она повторила:

— Признаки.

— Как же еще? — бесхитростно спросила Элевайз.

Наставница приблизилась к ней, внимательно глядя на нее прищуренными глазами.

— Есть жизнь или нет жизни. А жизнь посылает собственные лучи. — Наставница вытянула вперед руку и сложила ладонь так, что большой палец соединился с остальными, образуя подобие шара. — Сияние недавно зачатого младенца слабо, но ощутимо с того самого мига, когда его жизнь началась. — Очевидно, она заметила, что Элевайз не поняла ее, потому что, понизив голос, сказала: — А, забудь об этом. Должно быть, этот навык, как и многое другое, женщины внешнего мира утратили.

«Невероятно, — подумала Элевайз. — Просто невероятно». Если она поняла правильно, Наставница утверждала, что знала сразу же после первого обряда, что Селена понесла, но, как это часто случается, только что наступившая беременность оказалась слишком хрупкой и вскоре окончилась неудачей. Теперь, спустя два месяца, девушка забеременела вновь.

— А сейчас она беременна? — спросила аббатиса.

Наставница улыбнулась.

— Да. И на этот раз новая жизнь упругая и сильная. Это мальчик, — добавила она.

Очевидно, терпению Жосса пришел конец. С упорством возвращаясь к вопросу, который был для него самым главным, рыцарь спросил:

— Почему же вы пели тогда, той ночью? Если не было никакого обряда, чем вы занимались?

«Осторожно! — захотелось крикнуть аббатисе. — Мы на земле Наставницы, а расспрашивать столь дерзко женщину, обладающую подобным могуществом — и невежливо, и неблагоразумно!»

Кажется, Наставница услышала ее, так как повернулась к Элевайз и сказала:

— Не бойся. Я отвечу этому человеку. — Затем, обращаясь к Жоссу, произнесла: — В ту ночь в рощу пришли чужаки. — Почти неуловимая улыбка коснулась ее лица. — Чужаки помимо тебя. Мы остались здесь, чтобы наблюдать.

Во взгляде рыцаря было сомнение.

— Не ради убийства?

— Нет, — твердо ответила она. — Чужак, который как заколотая свинья истекал кровью на лесной земле, умер не от наших рук. — Она остановила на Жоссе пронизывающий взгляд. — Мы убиваем чисто. А как вы хорошо знаете, чужаку, тому мужчине, понадобилось время, чтобы умереть.

Элевайз заметила, что Жосс кивнул.

— Жосс, — прошептала она. — Что это значит?

В его устремленном на аббатису взгляде было сострадание.

— Я слышал его крики, — ответил рыцарь.

— О!

«Он слышал, как Юэн долго и мучительно умирал, — с ужасом подумала Элевайз. — Слышал предсмертные вопли несчастного… Боже Милостивый!»

— Тебя мы тоже видели, — говорила меж тем Наставница Жоссу. — Думаю, ты почувствовал это. Мы знали, что ты приходил в рощу и в ту ночь, и в предыдущую.

Усмешка рыцаря больше напоминала гримасу.

— Да. Я знаю. Я чувствовал на себе взгляды, оба раза. — Он поднял одну бровь. — Но вы не причинили вреда мне, — заметил он.

— Да, — согласилась Наставница. — Из всех чужаков в наших владениях той ночью лишь у тебя было смутное представление о том, что скрыто в стихии леса.

Жосс медленно кивнул.

— Да.

— Ты стоял возле поваленных деревьев и горевал о жизни, которой не будет.

— Да.

Элевайз тихо позвала его.

— Жосс!

Рыцарь повернулся к ней.

— Я не мог рассказать вам, — сказал он извиняющимся тоном. — Я… это… о, просто я не могу передать это словами.

— Да, — ответила она мягко. — Я все понимаю.

Жосс снова посмотрел на Наставницу.

— Так почему? — спросил он.

— Что?

— Почему вы не причинили мне вреда? — спросил он. — Я удивлялся тогда и удивляюсь сейчас. Разве в самом деле не удивительно, что вы стоите здесь, с нами, отвечаете на наши вопросы, терпите наше присутствие, хотя раньше совершенно ясно дали понять, что не рады чужакам?

Наставница показала на мешок, оставшийся на берегу ручья, там, где Жосс бросил его.

— Причина в этом.

— Из-за мешка?

Издав звук нетерпения, Наставница ответила:

— Нет, чужак, из-за того, что на нем.

Рыцарь обернулся, чтобы посмотреть. Когда он поворачивался к Наставнице, Элевайз уже знала, что он скажет.

— Оберег, — прошептал он. — Вы увидели оберег.

— Он наш, — сказала Наставница.

— Кто прикрепил его к моему мешку?

Наставница улыбнулась.

— По-твоему, кто?

— Калиста! — воскликнул он, и ответная улыбка появилась на его лице. — Это Калиста.

— Да, это так, — признала Наставница. — Похоже, тебе удалось понравиться ей, чужак, — заметила она с легкой иронией. — Калиста понимает наши знаки. Она прикрепила к твоему мешку этот оберег, меч Нуады, и тем самым сказала: «Не причиняйте ему вреда».

— О Боже, — пробормотал Жосс. Затем, словно ему в голову неожиданно пришло кое-что еще, он взглянул на Элевайз и быстро спросил: — Он все еще охраняет нас?

Наставница долго не отвечала. Она пристально посмотрела на Жосса, а затем устремила неподвижный взгляд на Элевайз.

Вместе со страхом у аббатисы возникло ощущение, что каждый дюйм ее мозга пронизан двумя тонкими лучами белого света, которые, казалось, исходили из поразительных глаз Наставницы и проникали через зрачки Элевайз.

Это было неприятное ощущение.

В тот самый миг, когда аббатиса почувствовала, что больше не может этого выносить и вот-вот закричит, умоляя сжалиться, все прекратилось.

Как ни в чем не бывало, Наставница смотрела в даль, простиравшуюся за потоком:

— Согласно древнему закону вы оба должны быть преданы смерти. Чужакам, узнавшим наши тайны, не позволено жить. — Она снова взглянула на Элевайз. — Но ты, женщина, заботишься об одной из нас, и она молит о тебе.

«Будь благословенна, Калиста», — промелькнуло в голове Элевайз.

— А ты, мужчина, — Наставница повернулась к Жоссу, — владеешь священным оберегом. — Она показала на маленький меч на мешке. — Его сила защищает от смертной кары. Я не смогла бы сразить владеющего мечом Нуады, даже если бы захотела. Нет, — добавила она совсем тихо, обращаясь почти к самой себе, — не смогла бы, не приложив огромных усилий.

Элевайз ощутила, как ее онемевшие от напряжения плечи расслабились. Жосс глубоко вздохнул.

Но Наставница еще не закончила.

— Никакое зло не придет к вам… сейчас! — неожиданно громко воскликнула она. Ее поднятая правая рука грозно указывала на Элевайз и Жосса. Затем, более спокойно, она продолжала: — Сейчас я отпускаю вас обратно в ваш мир. Но вы никому не расскажете о том, что видели. Никогда.

— Да! — согласилась Элевайз.

— Никогда, — вторил ей Жосс.

Наставница наблюдала за ними, нахмурившись, словно пребывала в глубоком раздумье. Потом выражение ее лица смягчилось, и она сказала:

— Если любой из вас обманет мое доверие, я узнаю. Не сомневайтесь, узнаю. — Элевайз была абсолютно уверена, что так и будет. — И если такое случится… — Наставница подошла к Жоссу, и, как несколько минут назад с Элевайз, пристально вгляделась в его глаза. — Если это случится, и кто-то из вас выболтает наши тайны, я убью другого.

Потрясенные, они не могли вымолвить ни слова. В голове Элевайз пронеслась одна-единственная мысль: «Как же это мудро!»

Кто-нибудь, или она, или Жосс, возможно, не устоял бы перед искушением и в одну из темных ночей шепнул о том, что видел, в чье-нибудь «чуткое» ухо. В конце концов, человеку по природе свойственно поверять кому-нибудь свои секреты. Еще со времен бедного цирюльника царя Мидаса хорошо известно, на какие мучения обречен тот, кто знает тайну и хранит ее лишь для себя одного.