— А когда у Теофании болит голова, мы все страдаем, — заключила она. — Весь дом.
— Ясно.
«Неудивительно, что я здесь чужой, — с грустью подумал Жосс. — Мои четыре брата и эта разумная женщина, старшая из невесток, — все они позволяют, чтобы ими командовала самая незначительная особа в доме. И все это — ради спокойной жизни!»
— Где сейчас Теофания? — спросил он через некоторое время.
— Кормит малютку, — ответила Мари.
— Но я думал, что она наняла…
Жосс умолк. В конце концов, это дело Теофании.
— Ты думал, что она наняла кормилицу? — Мари взглянула на него. — Ах, нет ни одной селянки, чье молоко было бы достаточно хорошо для ребенка Теофании.
— О… — отозвался Жосс.
Мари склонила голову над шитьем; Жосс тактично оставил эту тему.
«Я куплю Теофании подарок, — решил он, — и опять принесу свои извинения. Я был непростительно груб по отношению к женщине, которую должен уважать, даже если она мне не по душе. Но как только я буду прощен, я уеду».
Даже если перестройка дома в его английском поместье еще не закончена, если крыша будет протекать и в дождливые ночи ему придется спать в сарае — это все равно лучше, чем жизнь в Аквине.
Во всяком случае пока.
Король Ричард Плантагенет пожаловал Жоссу дом в английском поместье зимой тысяча сто восемьдесят девятого года в знак благодарности за определенную услугу, которую Жосс оказал новому королю.
В тот холодный январь мысли короля были заняты великим крестовым походом; Жосс часто думал, что лишь благодаря матери Ричарда, доброй королеве Алиеноре, напомнившей сыну о его обязательствах, поместье перешло к Жоссу.
Его новые владения составляли часть — и достаточно большую — богатых поместий покойного Аларда из Уинноулендза. В качестве дара Жосс получил основательно построенный, но ныне ветшающий дом. Как ему сообщили, он был возведен добрых семьдесят лет назад в некотором отдалении от главного здания, чтобы поселить там на редкость сварливую тещу. Возле дома были фруктовый сад и небольшой огород, обнесенные стеной. Дальше тянулось несколько акров пастбища, спускавшегося к быстрой речке со старыми ивами по берегам.
Это был великолепный дар. Жосс трепетал при одной мысли о своей новой собственности. Он был уверен, что это — много больше, чем справедливая плата за его преданность новому правителю, тем более что он и раньше был человеком короля. Жосс осмотрел дом вместе с главным каменщиком, которого ему всячески рекомендовал новый сосед Брайс Роттербриджский. После того как большую часть утра каменщик цокал языком и сокрушенно качал головой в обычной манере людей его профессии, он наконец объявил, что тут нужно проделать огромную работу, но, конечно, он вполне согласен с Жоссом: дом возведен на века. И в скором времени станет прекрасным жилищем.
Тогда, почти восемнадцать месяцев назад, Жосс вряд ли осознавал, как скоро наступит это «скорое время».
В течение тех месяцев, когда главный каменщик и его люди занимались домом и его пристройками, Жосс несколько раз приезжал, чтобы проверить их работу. Было интересно наблюдать, как медленно меняется облик жилища. Вначале, когда в кровле зияли щели и злые сквозняки проникали через плохо пригнанные или полностью отсутствующие двери, дух несчастной ворчливой старухи, для которой было построено это здание, казалось, все еще витал где-то поблизости. В самом же доме царила атмосфера уныния, как будто он стоял с опущенными плечами, преисполненный жалости к самому себе. Жоссу приходилось признавать, что это место навевает тоску.
Но затем, когда ремонт и обновление продолжились, ему вдруг показалось, что дом стал выше. Что он вновь гордо поднял голову и по мере того как его первоначальная красота медленно — очень медленно — стала возвращаться, начал говорить: «Смотрите! Смотрите, как я красив, как я великолепен! Достойное жилище для рыцаря, который поселится здесь!»
Однако никто не делится подобными соображениями с каменщиком. Да и не только с каменщиком. Как-то в разговоре с Брайсом Роттербриджским Жосс обронил, что дом каждый раз радушно приветствует прибытие нового хозяина. Брайс тогда расхохотался и заявил, что будет очень благодарен Жоссу, если тот не станет распространять в здешних краях вздорные чужеземные идеи такого рода.
Однажды Жосс обнаружил, что вместе с частью поместий Аларда из Уинноулендза он в придачу унаследовал и слугу. Уилл служил сэру Аларду, а потом, когда старик медленно и мучительно умирал от гниения легких, заботливо ухаживал за ним со спокойной и деловитой преданностью. В одно прекрасное утро этот самый Уилл появился собственной персоной возле нового дома, когда Жосс спорил с главным каменщиком, превращать или нет западную башенку в небольшую солнечную комнату (хотя Жосс и сам не вполне ясно представлял, зачем ему солнечная комната, он выиграл этот спор).
Терпеливо дождавшись, когда дело будет улажено, Уилл шагнул вперед, стянул шапку и сказал:
— Сэр Жосс Аквинский? Вы не помните меня, сэр, но…
— Я хорошо помню тебя, Уилл.
Жосс подошел к слуге, чтобы поздороваться с ним.
— Как ты поживаешь?
Уилл едва заметно пожал плечами. Жоссу показалось, что за прошедшее время он похудел.
— Хорошо.
Жосс усомнился в этом. В конце концов, хозяин Уилла умер, а вместе с сэром Алардом исчезли и средства к существованию.
— Понятно.
Безо всяких вступлений Уилл заговорил:
— Похоже, вам понадобятся слуги для этого дома, сэр. Я знаю здешние края, знаю людей. Если бы вы наняли меня, я позаботился бы о вас и о вашей собственности. Следил бы за вашим хозяйством, ну, когда вы в отъезде…
Несколько секунд Жосс пристально смотрел в глубоко посаженные глаза слуги. Не то что он не доверял Уиллу, совсем наоборот. Но Жосса беспокоил характер слуги, это-то и удерживало рыцаря от того, чтобы сразу нанять Уилла. Будучи человеком жизнерадостным и беззаботным, Жосс не был уверен, что сможет поладить с кем-нибудь, у кого на лице вечно такая кислая мина, как у Уилла.
— Я… — начал Жосс. Потом, после неловкой паузы, продолжил: — Уилл, я… э-э… Я хочу сказать, ты оправился от горя по сэру Аларду? Я знаю, что его смерть была для тебя тяжелым ударом, и…
К удивлению Жосса, Уилл улыбнулся. Улыбка становилась все шире, совершенно изменив обычно постное выражение лица, и наконец слуга рассмеялся.
— Почему бы вам не перейти прямо к делу, сэр Жосс? — спросил он. — Такому веселому человеку, как вы, вряд ли будет приятно держать при себе унылого типа, пекущегося о ваших нуждах, разве не так?
— Нет! Совсем нет! — начал было Жосс, но не договорил, рассмеявшись. — Да, дружище, ты совершенно прав. Так оно и есть.
Лицо Уилла снова стало серьезным.
— Сэр, скажу вам прямо, я много думал о сэре Аларде, да пребудет с ним Господь.
— Аминь, — отозвался Жосс.
— Но он ушел. Я делал для него все, что мог, и на моей совести нет ничего, что ускорило его смерть. Другое дело — при его жизни. Бывало, сэр Алард и я вздорили, но мы понимали друг друга. Он знал, что я был ему верным человеком. Думаю, поэтому он и оставил мне кое-какую малость из того, что вообще остается после человека на этой грешной земле.
— Ах…
— Но все это в прошлом, — заключил Уилл, — и жизнь должна продолжаться, так-то вот. Ну что, сэр Жосс, вы наймете меня?
— Да, — ответил Жосс, — и с превеликой радостью.
— Ха! — Уилл выглядел довольным. — А моя жена, сэр, моя Элла? Может, она вам тоже сгодится? Она добрая, чистая душа и работящая женщина. Ее руки способны к почти любой работе по дому — все равно, сбивать ли масло, прибрать ли в комнате, доить корову, вышивать или готовить вкусное жаркое.
Хлопнув Уилла по плечу, Жосс улыбнулся.
— Такой кладезь талантов не может оставаться не у дел, не так ли, Уилл?