– Он советует мне, как лучше вести себя на сцене. Как входить в образ. И еще много всего, – ответил ему Илико.
– Знаешь, я тебе никогда и ничего не дарил, – вдруг оживился Дегтярев. – И в честь твоего дебюта мне хотелось бы сделать тебе подарок. Выбери, чего ты хочешь.
– Хочу булавку на галстук от молодого Рабиновича! – тут же выпалил Илико.
– Хм… что ж… Хороший выбор! – похлопал его по плечу Дегтярев и тут же мягко провел ладонью по его щеке. – А сейчас… Хочу увидеть, как ты млеешь от ласк.
На следующий день Дегтярев распахнул перед Илико двери ювелирной лавки «Рабинович и сын». Небольшое помещение, уставленное тумбами со стеклянными витринами, пахло свежей краской. На черных бархатных подушках в лучах ярких ламп поблескивали золотые серьги с изумрудами и рубинами, колье, усыпанные мелкими бриллиантами, золотые мужские запонки с изящными вензелями. Тонкими змейками струились цепочки и браслеты.
– Какие люди! – на тихий звон колокольчика на двери в зал вышел Рабинович-старший. На нем был все тот же старый сюртук, широкие штаны, заправленные в вязаные краги, и стоптанные кожаные тапки. На его затылке чудом держалась черная кипа. Азриэль развел руки в стороны и по очереди обнял обоих гостей.
– Очень рад тебя видеть, Азриэль, – похлопал его по плечу Дегтярев. – Вот решил Илюше подарок сделать, в честь будущей премьеры.
– Таки у меня есть чем вас удивить, – Рабинович жестом показал на одну из витрин. – Чудесные запонки из белого золота с чегным топазом. Есть кагманные часы, инкгустигованные губином и чистейшей воды бгиллиантами. Золотые кгесты с финифтью. Цепочки газных газмегов. Выбигайте!
– Мы хотим заказать булавку для галстука у вашего сына, – ответил ему Илико.
– Очень хогоший выбог, – оскалился в улыбке Рабинович. – Он сейчас в своей студии на втогом этаже. Пгойдите к нему, юноша. А мы пока с моим стагым дгугом Дегтягевым выпьем кофию. Или может, водочки? – подмигнул Азриэль Роману Константиновичу.
– Побойся бога, жид! – захохотал Дегтярев. – Утром водку пить! Кофию давай. Да с закуской не жмоться. А ты, Илюша, пойди к Мойше. Нужно немного встряхнуть парня, а то он в своих Лондонах совсем захирел.
Илико оставил старых друзей вспоминать молодость, а сам вошел в дверь подсобного помещения и поднялся по лестнице на второй этаж…
========== Глава 12 ==========
Илико остановился на темной лестнице возле закрытой двери, из щелей в которой пробивался яркий солнечный свет. Немного подумав, он стукнул три раза и в ответ услышал громкий голос Мойши:
– Папа вы снова отвлекаете! Я же просил меня не беспокоить!
Илико улыбнулся и, тихо отворив дверь, вошел в комнату.
Ему показалось, что яркий солнечный свет, заливающий небольшую мастерскую, исходит от рыжих волос Мойши. Огненный шар, пронизанный лучами, как бы светился изнутри, образуя над головой Мойши маленькое солнце. Он сидел спиной к двери и рисовал, старательно вымешивая краски на деревянной палитре. На небольшом холсте перед ним был виден контур лица с узким носом с горбинкой, большими глазами и очень пухлыми губами. Видимо, художнику никак не удавалось подобрать нужный цвет для волос. Он снова и снова делал мазки, стараясь получить нужный шоколадный оттенок.
Илико на цыпочках подкрался к Мойше и тронул пальцем огненный ручеек волос, стекающий по его длинной шее. Мойша вздрогнул, чуть приподнял плечи и обернулся.
– Господин Чантурия… – пролепетал он и, подскочив со стула, уронил палитру на пол. – Вы? Я не ожидал вас… увидеть… – Мойша сделал два шага назад, пытаясь загородить картину спиной, но не рассчитал расстояние, и мольберт рухнул на пол.
– Мойша, – Илико поднял с пола палитру и положил ее на стул. – Мы же договорились, – он нагнулся и стал помогать Мойше поднимать мольберт. – Для тебя я Илико, и мы на «ты».
– Да, да… Конечно… Илико, – поставив мольберт на место, Мойша выпрямился и, бросив испуганный взгляд на Илико, опустил глаза.
– Это ведь мой портрет? – Илико с интересом разглядывал картину. – Нос мой, губы мои. А вот глаза почему-то размыты.
– Когда художник рисует портрет, он пытается передать душу человека. А глаза – зеркало души. Вот только… – Мойша внимательно посмотрел на Илико. – Глаза у вас… у тебя какие-то…
– Бездушные? – усмехнулся Илико.
– Не совсем. Скорее холодные, как у каменного изваяния. Ты и сам напоминаешь мне античную статую. Безукоризненную, идеальную, изящную. Но холодную… Надеюсь, тебя не обидело такое сравнение. – Мойша нахмурился.