– Как ее звали, Анна? – вопрос сам собой сорвался с Катиных губ.
– Ма, ты чего? – удивилась Соня. – Я-то откуда знаю? Кто эта Анна?
– Девушка с такой же татуировкой, – про себя Катя отметила, что ей очень приятно произнести эту фразу в настоящем времени.
– Неудивительно. Этот мастер такой же культовый, как и фотограф. Думаю, в Москве можно найти не одну девушку с такой татуировкой. И потом, размер фразы очень удачный: не слишком короткая, но и не длинная.
– Да, ты права, – теперь Кате хотелось поскорее закрыть тему татуировки, оказавшейся к тому же ненастоящей.
Мало ли в жизни совпадений? Да вся жизнь только из них и состоит! Вопрос только в том, замечаешь ты их или нет, как трактуешь, какой смысл вкладываешь.
Совпадение – это просто совпадение, столкновение двух фактов. Случайным или неслучайным их делает лишь наше отношение. Захотела Катя увидеть связь в татуировке – и увидела. В конце концов, может, правда популярный у молодежи мастер делал татуировку Анне, что, в свою очередь, не более чем совпадение, совсем не удивительное для такого тесного города, как Москва.
– Передавай привет Наде и Ане, – сменила тему Соня. – Я бы съездила с тобой, но правда ребята будут ждать. Сегодня суровый матриархат обойдется без меня.
Суровым матриархатом Соня называла всю женскую линию от прабабушки Ани до Кати. Вообще-то они должны были быть «суворым матриархатом», потому что именно фамилию Суворовых обыгрывала Соня. Но уж больно заковыристо звучало – язык сломаешь, и, признав лингвистический эксперимент неудавшимся, Соня заменила «суворый» на «суровый». Хотя, конечно, никаким суровым он не был. Напротив, в женском мирке Ани, Нади и Кати царили гармония и взаимопонимание, чему в немалой степени способствовала купленная Катей для матери однушка с большой кухней в Конькове. Анна Ионовна осталась в своей прежней квартире в Брюсовом переулке.
Не сказать, чтобы Аня и Надя сильно скучали друг по другу, но отношения заметно наладились. Надежда Бенционовна, после неудачного брака всю жизнь изводившая мать придирками и дурным настроением, теперь ездила в гости к Ане на чай. Анна Ионовна больше не слушала с отстраненным видом колкости Нади, а, напротив, даже скучала по ним и ждала ее рассказов о жизни в Конькове, в которых мелькали знакомые острые словечки.
Надо заметить, Надя превосходила саму себя, живописуя новых соседей, в словесных баталиях с которыми, надо думать, всегда одерживала победу, оправдывая мужнину фамилию. Через полгода после переезда весь подъезд в Конькове как «Отче наш» знал Кодекс административных правонарушений в части запрета на курение в общественном месте, шума в вечернее время и производимого в выходные дни ремонта. Дети вежливо здоровались с тетей Надей, управдом в жилконторе стоял по стойке «смирно», велосипедисты перестали парковать под лестницей на первом этаже свой транспорт во исполнение правил противопожарной безопасности.
Вскоре Надежда получила почетное звание старшей по дому, что было одобрено и запротоколировано на общем собрании собственников жилья. Под чутким руководством Надежды Бенционовны отдельно взятый дом в Конькове являл собой, пожалуй, единственный в этом районе образец высокой культуры быта.
Втайне Анна Ионовна радовалась, что организаторские способности дочери проявились вовремя, то есть после переезда. Трудно было представить профессорский и консерваторский состав аристократического дома в Брюсовом переулке, пляшущий под дудку Надежды Бенционовны. Как-то Надя попыталась отчитать старичка-академика, который курил трубку, спускаясь по лестнице, но вняла просьбам матери не приставать к ее соседям – «слышишь, Надя, моим соседям», с которыми прожит бок о бок почти век.
Потом у Нади появился Леня, с которым она познакомилась в синагоге. Анна Ионовна по секрету рассказала Кате, что никакой Леня не еврей, а просто умный и дальновидный пенсионер, знающий, где искать приличную обеспеченную женщину. Но и Катя, и сама Анна Ионовна были рады за Надежду, потому что после стольких лет неприступного одиночества появления мужского плеча никто уже не ожидал.
Леня жил в своей квартире в Медведкове, но потом сдал ее и переехал к Надежде с вещами. Впрочем, за мать Катя не беспокоилась. Кого-кого, а уж Надежду сложно обвести вокруг пальца. Скорее наоборот, «суровый матриархат» поглотил Леню, ставшего правой рукой Надежды Бенционовны. Ему даже нашлась ставка в местной жилконторе, от которой Леня, как активный пенсионер, не отказался.
Надежда им не гордилась, как не гордится опытный руководитель рядовым подчиненным, но и не прятала.