– Ой, простите, – покраснела Катя. – Зачем же я вам рассказала про балки-то?
– Не переживайте, Екатерина. Если бы вы знали, сколько раз меня копировали. Это жизнь: в архитектуре, как и в литературе, всегда есть место плагиату, что лишний раз доказывает их сходство. Да мне и не жалко. Делать жилища людей красивыми – моя работа. Я постоянно придумываю что-то новое и не делаю секрета из своих проектов. Если подражатели талантливы, пусть набивают руку. Каждый мастер начинает обучение с воссоздания уже существующего, живопись и музыка – тому подтверждение. Если на моих работах учатся, я только рад и иду дальше: создавать и отдавать – вот мой девиз.
– Простите за любопытство, в Москву вы тоже по работе?
– На этот раз да. Пригласили сделать проект загородного дома. Мне это показалось интересным – в самом сердце России создать классическую средиземноморскую виллу. Никакого напускного шика и буйства форм, ничего лишнего. Я был бы рад показать вам ее, когда завершу работу!
Разговор о работе позволил Кате окончательно успокоиться. К счастью, ее знания английского вполне хватало, чтобы понимать все, что говорит Монтиньяк. К тому же всегда легче разговаривать на английском с иностранцем, нежели с носителем языка. От Оноре де Монтиньяка исходило такое спокойствие и уверенность, что купе рассекающего темноту поезда стало казаться самым безопасным на свете местом.
Катя представила, как они выглядят со стороны: мужчина и женщина в желтом овале окна, которое, словно спутник, несется в черной бездне бесконечного мира.
Наступила пора ложиться.
– Ночник вам не помешает? Пожалуй, я еще немного почитаю, – сказал француз. – Если вы не против.
– Конечно. Я засыпаю и при свете, – ответила Катя.
– Вам говорили, что вы очень похожи на Катрин Денёв? – неожиданно спросил он ее.
Катя секунду помедлила перед тем, как ответить. Сказать, что впервые ей сообщил об этом потомок Виктора Гюго в парижском ресторане «La Tour d’Argent», было как-то нескромно и могло повлечь за собой расспросы, невольно затрагивающие самое личное, ведь то путешествие по Франции было связано с Семеном, ставшим отцом ее дочери.
– Говорили однажды, но я не вижу сходства. А вот вы мне кого-то напоминаете…
– Все французы чем-то похожи друг на друга. Бывшая жена считала, что у меня есть сходство с одним нашим актером… Когда близкие приписывают нам внешние черты других людей, не значит ли это, что они не замечают наших внутренних достоинств? – проговорил он задумчиво.
Катя уловила нотку грусти в его словах, но не стала отвечать расспросами. Очевидно, и он имел в виду что-то свое, личное – то, что лучше не тревожить двум случайно встретившимся мужчине и женщине.
– Спокойной ночи, – сказала она Оноре.
– Bonne nuit, – ответил он по-французски.
Катя вспомнила, что так же ей желал хорошего сна Семен. Правда, часто среди ночи он будил ее и нарушал хороший сон, а иногда еще и под утро. Она вытянулась под одеялом, как стрела, и ощутила наливающуюся тяжесть груди. Впервые за много лет она пожалела, что не имеет привычки надевать в поезд кружевное белье, но тут же осадила себя: «Как тебе не стыдно. Милый, добрый Денисов сейчас, наверное, готовит очередной научный доклад и смотрит на твое фото в рамочке, стоящее у монитора компьютера, а ты тут пребываешь в настроении а-ля “Девять с половиной недель”. Спать, срочно спать – окончательно и бесповоротно».
Она повернулась к стенке купе и не могла видеть, как смотрит на ее оголившееся плечо архитектор Монтиньяк.
Вопреки пожеланию ночь оказалась совсем не спокойной. Катя проснулась в кромешной тьме и под одеялом, чтобы не разбудить француза, включила дисплей на телефоне: 03.15.
Болела голова, хотелось пить, но самое главное – предательски поднывал низ живота. «Да что ж такое-то, будто сглазил кто, – подумала она. – Этого мне только не хватало раньше времени».
Она тихонько встала, взяла сумку и вышла из купе. К счастью, средства гигиены у нее с собой были.
Вернувшись, она притворила дверь и снова легла, поджав ноги. Укрываться не стала, казалось, что в купе очень душно, хотя она отдавала себе отчет, что система вентиляции работает исправно. Скорее всего, у нее поднималась температура, как всегда в такие дни. Хуже всего, что не было обезболивающего или хотя бы но-шпы.
Катя постаралась заснуть, но тщетно. Вернулось чувство тошноты, ладони и лоб стали влажными. Она понимала, что ничего страшного не происходит: просто перенервничала и переутомилась в последние сутки, почти не спала и толком ничего не ела, а тут и положенное природой нездоровье подоспело. От этого не умирают.